New Wave русской литературы: о чем же пишет Владимир Сорокин?

11 февраля 2016 г.

Мария ХАЗОВА продолжает вспоминать о тех, кто поможет русскому человеку пережить кризис.

Слова теряют свою силу, когда мы перестаем в них верить.

Классики веками утверждали мысль о ценности выраженного в слове бытия; пришедшие им на смену постмодернисты задались целью объяснить механизм его воздействия на читателя. Язык перестал быть животворящей силой, и был подвергнут препарации, как отживший организм. Воодушевление творца, рождавшее великие произведения, осталось в прошлом, уступив место холодному взгляду анатома. Новый творческий метод, возникнув на западе, увлек и наших соотечественников, молодых людей, нонконформистов советской идеологии и культуры.

Владимир Сорокин, писатель, которого давно считают культовым автором современности, приобрел известность в своей стране с крахом советского строя ‒ знаковое совпадение для человека его взглядов. Первая его книга была опубликована за рубежом: во Франции в 1985 году вышла повесть «Очередь» - ее появление впоследствии позволило критикам причислить автора к представителям направления в литературе «соц-арт» с его установкой на развенчание любых культов, экспериментами со стилем, пародийным характером творчества его представителей.

Но Сорокин неоднократно заявлял о своей непричастности к среде литераторов: отрицая художественность своих произведений, он настаивал на их экспериментальном характере. Текст для него – пространство, где пересекаются несколько смысловых полей; так писателю удается продемонстрировать опустошенность языка, лишенного способности отражать сущность вещей.

В высказанной мысли теряется связь между предметом действительности и понятием о нем. Речь ‒ только попытка воспроизвести образы, заключенные в сознании; любые усилия подобрать новые слова - обречены на неудачу ‒ потому, что все уже сказано раньше, а повтор порождает клише, готовые фразы. Так в конечном счете вырастает произведение, представляющее собой собрание цитат из чужих мыслей и текстов.

Сорокин в качестве художественного материала-основы использует язык советской эпохи.

Упомянутая «Очередь» представляет собой один большой диалог, а точнее, полилог между людьми, терпеливо ожидающими выдачи благ со склада одного из московских универмагов: интересно, что ни многочисленным персонажам (некоторые записывают на руке свои порядковые номера ‒ «тысяча двести сорок девять...тысяча двести пятьдесят два»), ни читателю неизвестно, что им удастся приобрести, дождавшись своей очереди. Затянувшееся ожидание скрашивается повседневными заботами: люди приходят и уходят, обедают, обсуждают насущные проблемы и новый итальянский фильм, выставку Мунка и музыку Rolling Stones знакомятся, вспоминают прошлое и, вовлеченный в это многоголосое повествование читатель, очарован иллюзией присутствия, становясь как бы одним из них.

Так уже в одном из первых произведений Сорокин отказывается от общепринятого представления о повести как жанре.

В «Очереди» нет авторской речи, полностью отсутствует характеристика персонажей: это образчик устного народного… не творчества, нет, это неподходящее определение, скорее, словотворчества. Автор, отрекаясь от литературной традиции, сам утрачивает свой голос, теряясь в многотысячной очереди ‒ ЗДЕСЬ ГОВОРИТ НАРОД.

Разрушая читательские ожидания, писатель отстаивает право на независимость творческой мысли и свободу в выборе табуированных русской литературой тем: его тексты читаются через преодоление многочисленных физиологических подробностей, деталей интимной жизни персонажей, бранной лексики, которые ‒ подчеркиваем ‒ включены в текст не от бедности словарного запаса автора, но в качестве художественного средства, которое работает на эпатаж аудитории.

Сорокин обладает блестящей техникой стилизации, благодаря этому мастерству он способен воссоздать вполне убедительную картину мира во вкусе любого направления и любой эпохи, чаще всего, естественно, обращаясь к соцреалистической литературе. Вначале он строго следует канону выбранного жанра, выстраивая сюжет по заданной им логике, потом неожиданно нарушает повествование абсурдными, алогичными эпизодами, ведущими к неожиданным поворотам в сюжете произведения.

В рассказе «Заседание завкома», например, неспешное повествование о партийном заседании рабочих завода вдруг прерывается вакханалией, которая приводит к гибели двух персонажей. Поворот в развитии действия критики определили как «кровавую условность», подразумевая, что его надо воспринимать как игру автора с читателем; как возможное допущение в ходе сюжета.

В следующем романе «Норма» Сорокин остается верен своим творческим принципам. Композиция произведения построена как «текст-в-тексте»: в предисловии говорится о том, что это анонимная рукопись, найденная сотрудниками КГБ при обыске в одной московской квартире. На поверку оказывается, что она не закончена и состоит из нескольких самостоятельных частей.

Первая ‒ несколько зарисовок из быта советского человека, дополненного помимо узнаваемых реалий ‒ одним обязательным действием: герои ежедневно должны потреблять порцию «нормы» (пакет с фекалиями). Во второй части автор упражняется в составлении словосочетаний с ключевым словом – нормальный; в третью помещает два рассказа с общей фабулой. Четвертая часть получила название «Времена года» (снова отсылка к классике) и объединила под этим заголовком двенадцать стихотворных текстов. «Письма к Мартыну Алексеевичу» в пятой части романа к финалу сворачиваются до нечленораздельных звуков, которыми заканчиваются попытки героя высказаться. Шестая часть больше напоминает плакатную живопись, чем текст: здесь автор поместил лозунги партии. А в седьмой, озаглавленной «Летучка» он обратился к текстам шлягеров эпохи 1950-х годов.

Здесь Сорокин, как последователь концептуального искусства, ставит во главу угла не действие, не раскрытие характера, а идею нормы, пробуя разные варианты ее формального воплощения. Ценители творчества Сорокина особенно выделяют эту книгу среди других.

Развернутой метафорой умирания текста, гибели его под натиском языковых штампов писатель пользуется в романе «Тридцатая любовь Марины», повествующем о жизни Марины Алексеевой, несостоявшейся пианистки и диссидентки. Знакомство с парторгом и убежденным коммунистом для нее становится моментом открытия истины: она приходит работать на завод и, сливаясь с коллективом, теряя в обращении к себе даже имя, уже не Марина Ивановна, а товарищ Алексеева, ощущает впервые за долгие годы радость от полноты жизни. Молитва, произнесенная ей в минуту отчаяния, как будто услышана ‒ больше не нужно искать, чем заполнить зияющую пустоту в душе. Есть ведущая сила, которая знает истинное назначение человека. Партия дала идею и указала путь, который приведет всех к раю на земле. Голоса, вторящие ей, подчинились магии пропагандистских речей: в романе они звучат в унисон и постепенно обезличивается и сливаются в языке официальной советской прессы.

С выходом романа Сорокин в конце 1990-х годов планирует завершить литературные поиски и перестать писать.

Время показало, что тот период был переломным моментом в его творчестве. Начало нулевых годов отмечено изданием сборника новелл «Пир», принципиально нового по тематике и по технике исполнения. Главный мотив книги – поедание, понимаемое и как чисто физиологический процесс, и в переносном смысле: в новелле «Настя», к примеру, речь идет о «потреблении» близкого человека.

Через несколько лет свет увидела «ледяная трилогия» Сорокина, в ее состав входят романы «Лед», «Путь Бро», «23 000», фантастическая история с продолжением о будущем Вселенной. В сжатом виде ее содержание можно передать словами автора: "Братьев Света 23 000. Они разбросаны по миру. И жаждут стать снова лучами Света Изначального. Для этого им нужно найти друг друга, встать в круг и заговорить сердцем. Как только это произойдет, Земля исчезнет, а они снова станут лучами света" (Сорокин В. «23 000»).

Вышедший в 2013 году роман «Теллурия» показал, что мысли о судьбе мира по-прежнему актуальны: не только для автора, но и для читательской аудитории. В 2014 году книга взяла вторую премию «Ьольшая книга» и победила в зрительском голосовании литературной премии «НОС».

Сорокин создал образец положительной утопии, оставив надежду, что апокалиптического конца мира, который пророчат многие писатели-фантасты, удастся избежать, более того, построить такое общество, где человек волен устраивать жизнь по своему разумению и велению сердца. Для этого нужно особое вещество, наркотик будущего ‒ теллур, дарующий безграничное воображение, веру в собственные возможности и окрыляющее чувство свободы.

Роман состоит из пятидесяти разрозненных историй-утопий: у каждого из сотни персонажей своя: есть счастье неграмотного кентавра, которого «одна женшчин» научила «большому щастью» и есть мечта Сергея Венедиктовича Лукомского, стать одним из учеников Иисуса Христа. Множество человеческих судеб-траекторий, показанных в произведении сводятся к такой в сущности простой, но с таким трудом воплощаемой мысли: «счастье - это состояние души», и обрести его можно только в одном случае: выбрав СВОЙ, и потому единственно верный путь и, пройдя его до конца.

Ключевые книги автора: «Очередь», «Норма», «Тридцатая любовь Марины», «Роман», «Теллурия»

Продолжение обязательно будет... Ждите!

Мария ХАЗОВА,

Фото Игоря ДОКУЧАЕВА

«Прессапарте»/Pressaparte.ru

Читайте ещё о тех, кто может помочь человеку пережить кризис: