Игорь Леонтьев: своей головой надо уметь пользоваться

03 ноября 2022 г.

Судьба занесла его в Псков случайно. Ещё лет десять назад он и не думал, что будет жить в этом русском городе, потому что его жизненные дороги проходили всё больше по европам и америкам. Казалось, что именно там можно обрести простор для духа, пищу для ума и материал для сотворения своего художественного мира. Так и было отчасти: насмотрелся и испытал многое. Хотя русская душа всё томила и томила ожиданием чего-то другого. Родную Ригу, где родился, вырос, начал заниматься живописью, обрёл жизненную уверенность, перестал воспринимать возможной для жизни после того, что там стало происходить в последние два-три десятилетия. И в Риге теперь должны бы сожалеть и «рвать на себе волосы», что создали в городе, да и стране, атмосферу, в которой такие творцы как Игорь ЛЕОНТЬЕВ уже не могут свободно дышать и творить.

Уехал в Минск. И теперь с благодарностью вспоминает этот город и его жителей за то, что там «впервые почувствовал вкус русского мира и получил удовлетворение от этого». Но об этом ниже. В Псков его привела судьба, точнее – женщина, перевернувшая и его планы и приоткрывшая дверь в тот мир, в котором ему наконец-то стало хорошо, удобно, приятно, полноценно – где всё пришло в гармонию и художественное воплощение. Неслучайно в Пскове за шесть лет уже были две персональные выставки, и 20 октября открылась третья. Пскову он посвящает и свои полотна, показывает метафизику города – так, как он воспринимает эти основы жизни.

С Европой остаётся на «ты», там у него много друзей и коллег по творческому цеху, остаются дорогие чувствам и памяти места, там проходят выставки его картин, живут поклонники творчества. Написанные им полотна продаются на знаменитых мировых аукционах, находятся в частных коллекциях России, Германии, Австрии, США, Израиля, Дании, Франции.

Его мастерская в Пскове расположена в обычной квартире, где творческую ауру берегут три кота: два чёрных и одна белая кошечка. Места немного, в большой мастерской было бы работать удобнее. Но художник из тех, кто довольствуется тем, что есть, на популярности его творчества и его картинах квадратные метры не отражаются. Самое главное, что Игорь ЛЕОНТЬЕВ в Пскове нашёл своё место, где он может не просто с прежним интересом смотреть на мир, но и дарить людям плоды своего таланта.

Сновидения – это окно времени

- Игорь, в картине, которую вы закончили совсем недавно перед открывшейся 20 октября выставкой, в названии есть слово «Сновидение…». Поможете расшифровать свой сон?

- Да, картину только закончил. Хотя этому сновидению около девяти лет. Название, может быть, сложное - «Сновидение как метод экзоформатирования планеты Земля». Но расшифровка простая. Сновидение было такое: некая цивилизация пришла на Землю, чтобы ее переформировать под себя. С одной стороны, это было положительно для людей – появились новые технологии, с другой стороны - это, конечно, вмешательство в их жизнь, в земной уклад. Сновидение было яркое, насыщенное подробностями и мельчайшими деталями, и я его перенёс на холст.

«Сновидение как метод экзоформатирования планеты Земля», Игорь Леонтьев, 2022

- Вы часто в своих работах что-то зашифровываете?

- В этой картине есть сон, всё остальное в ней спонтанное. В части других работ присутствует символика, у меня даже есть такое направление, где больше символизма. Например, картина «Бытие». В метафорической форме в ней передан библейский дух, Новый Завет. Шестиконечная звезда, как на моём полотне, встречается в православных храмах. В Риге я точно знаю два храма, где это есть – входишь и видишь в притворе на потолке она. В другом храме на воротах крест сверху, а звезда снизу, как Ветхий и Новый Завет - равноправные, только актуальность Нового Завета для людей выше. Меня спрашивают иногда, что ты здесь звезду Давида нарисовал? Я отвечаю: шестиконечная звезда - это вообще мировая традиция, а символом сионизма стала лишь в середине 19 века, и в 20 веке оформилась символом государства Израиль. Как и восьмиконечная Вифлеемская звезда – всё это международное наследие.

«Бытие», Игорь Леонтьев, 2022

- А что зашифровали в этой, очень необычной картине, которая называется «Инверсия эпох»?

- Здесь героиня держит в руках планшет, а там письмо. «Девушка, читающая письмо» называется. Здесь цифровая, пиксельная обработка окружающего пространства, показывает, что времена быстро меняются. А человек не меняется. Такая же девушка и сейчас живет где-нибудь, может быть, в Голландии, может быть, в России, не знаю. Это возможность перенестись в другое время в современной одежде... Время ведь не имеет границ. Может быть, наше сознание пиксельное само по себе или имеет математическую природу. Мы более слитны с этим миром, чем нам кажется. И время не отдельно от этого мира существует, и не отдельно существует прошлое, будущее и настоящее, оно цельное.

На фото: Игорь Леонтьев перед своей картиной «Инверсия эпох»

- Как вам хочется - чтобы люди, которые смотрят на ваши работы, все-таки догадывались о том, что вы задумали и воплотили, или больше ожидаете, что все останется загадкой?

- В таких работах как «Сновидение как метод экзоформатирования планеты Земля» вроде бы всё простой сон, но многие детали там сами по себе являются символикой, витком подсознания – об этом можно и у Фрейда, и у Юнга найти примеры. И каждый человек расшифровывает их сам. Общее настроение, состояние «Сновидения» имеют под собой многоплановость. Чувства и ощущения немножко другие, там приятно и хорошо находиться - это наслаждение. Я не знаю, с чем это сравнить в жизни… Когда другой раз просыпаюсь, бывают остаточные моменты сновидений - не то что сознание в тумане находится, наоборот, оно ясно работает, но какое-то ощущение внутреннее остается. Потом проходит. Я думаю, эти сновидения связаны с работой мозга, может быть влияние гормональных моментов. Человек - очень сложная холотропная система, где наше сознание находится - это вопрос. Нейрофизиологи и психологи по-разному трактуют. Руки, пока они прикреплены к телу, через них чувствуешь, через них даже думать можно, эта связь неразрывная. Наш мозг и сознание – они неразрывны с нашим телом. И это очень сложная и развёрнутая тема, чтобы о ней говорить в короткой беседе… Человек - это интеллект или сознание? Израильский философ Юваль Ной Харрари, пишет, что в будущем, конечно, конкуренция будет определять цивилизационную ценность человека: или это все-таки сознание, или интеллект. Хотя это довольно разные вещи. Сознание вовсе не подразумевает высокий интеллект, а интеллект не подразумевает под собой уровня сознательности. И я сейчас перехожу к такому понятию как Душа. Все-таки нет ни одного точного определения, что есть сознание во всей науке. И в религиях тоже нет. Но есть понятие души. В российской традиции нет такого понятия как «сознание», а есть понятие «душа», «чувство». «Сознание» в переводе с немецкого – «осознанность», то есть отчасти это калька с немецкого, хотя у немцев отсутствует слово «душевность». У них есть «душа», как в английском - это spiritus. Понятие у них есть, коннотации немножко другие, они чуть-чуть варьируются и обращаются к сознанию больше как к работе мозга, интеллекта, а у нас в традиции - это душа, некая сущность, которая должна присутствовать во всём живом. Это и в буддизме есть, осознанность, бытие - через медитацию мы постигаем все аспекты этой осознанности. Но в православии это более полное состояние, которое носит божественную природу.

«Инверсия эпох», Игорь Леонтьев, 2022

В Пскове хорошо жить и работать

- Вы родились в Латвии, долгое время работали в Австрии, жили в Европе. Когда творите, вы кем себя в своём внутреннем мире ощущаете - немцем или русским, например?

- Я себя ощущаю русским человеком, но западной культуры, это в меня вошло, хотя я православный. Как художнику мне русское искусство интересно и близко. Особенно, что касается нашей школы, реалистичной, российской - это ближе всего. Хотя по каким-то элементам в изобразительном плане, я замечаю, что больше католик, чем православный. Наши студии Быкова и Каркунова, где я учился в Латвии, исходили из русской школы живописи - рублевской, серовской, или московской и петербургской традиций (Андрей Рублёв - русский иконописец московской школы иконописи, книжной и монументальной живописи XV века. Валентин Серов - русский живописец Х1Х – начала ХХ века, мастер психологического портрета, - ред.). Есть опыт и советской школы... Расцвет которой был при Павле Чистякове, это была высочайшая стадия преподавания рисунка.

Автопортрет, Игорь Леонтьев

- Заниматься живописью вы начали с юности?

- Да, в Риге, учился в художественной школе им. Я. Розенталя, в художественной академии, в дополнение в студиях Каркунова и Быкова. Но академию не закончил, меня за диссидентство просто попросили оттуда уйти.

- В советской Латвии с этим было сурово?

- Не так чтобы сурово... Особенно, если сравнивать с нынешней действительностью. Мой товарищ – журналист и публицист Владимир Линдерман на днях вышел из камеры - шесть тысяч евро собрали, чтобы его выпустить под залог, а человек ничего, собственно говоря, и не сделал. В советское время нас вызывали в КГБ - предупреждали, разговоры разговаривали, но никто не сидел в застенках. В принципе меня это тогда мало зацепило… Я сильно не ностальгирую по Советскому Союзу, но считаю, что развалили государство зря. Это явно была стратегия со стороны Запада, но они и сами не ожидали, что Горбачёв такой подарок им устроит, а потом Ельцин продолжит.

- Вы в разных местах жили, а на сны художника влияет место, где он эти сны смотрит? Разнятся они от этого или нет?

- Нет, меняется-то внутренняя территория, внутренняя империя твоего собственного сновидения.

- А для художника, территория, где он работает, имеет значение?

- Я думаю, что нет. Хотя живя в России, я лучше себя чувствую, чем когда живу в Латвии или Австрии. Могу сказать, что впервые почувствовал вкус русского мира и получил удовлетворение от этого в Минске. Там и надписи на русском, белорусском и английском языках. Кстати, сейчас они белорусский и английский больше используют, транскрипция в метро на латинице и белорусском.

- А как вы в Пскове оказались?

- Мы думали из Минска переехать в Москву. Но у Наташи, моей супруги, здесь в Пскове родители, и она родилась здесь, потом переехала в Минск, вышла там замуж. Мы познакомились по Facebook, потом она приехала ко мне, потом я к ней. Пообщались, так и сложилось.

На фото: художник с женой Наташей

- Будете страдать, если долго не выедете в Австрию?

- Не страдаю даже, что я в Москве не остался. Здесь, в Пскове, хорошо жить и работать.

- В Пскове давно живёт и занимается творчеством латышский художник Петерис Скайсткалнс. Вы знакомы?

- Да, конечно, знаю его, активно работает, выставки делает. Он хороший человек.

- В Пскове всегда была довольно большая латвийская диаспора. Большинство быстро становились своими, местными. В городе есть храм Георгия со Взвоза, в приходе которого состояла и латышская община.

- Да, многие мои знакомые туда ходят. И у меня нет проблем с национальностью людей как их характеристикой. Для меня вообще это понятие отсутствует.

Большинство вспоминают «лабу лайки»

- В Риге, как думаете, не жалеют, что потеряли вас как автора?

- Нет, там никто даже спрашивать не будет. Я благодарен латвийской школе и вообще Латвии за многое. Латвия – прекрасная, красивая страна. У меня не было ни одного конфликта с латышами лично, хотя я латышский язык не очень хорошо знаю. Я стараюсь говорить по-латышски, но практики мало. Моего поколения латыши по-русски великолепно говорили. А с 1991 года появились какие-то требования… Там сложилась государственная русофобия, государственный нацизм конкретный, там он не среди народа, много людей, которые с ностальгией вспоминают и немецкую оккупацию, но большинство вспоминают «лабу лайки», то есть - хорошие советские времена.

- Складывается ощущение, что и в Латвии, и в Эстонии сейчас идет попытка всё русское выдавить со своей территории. Какая-то насаждаемая насильно ненависть.

- Это давно идёт, с советского времени. Даже в академии был приём: наш класс был 10 человек, латышский - всегда 15. Чтобы в латвийскую академию попасть, нужно было быть армянином, грузином, но русскому - очень сложно. Многие талантливые русские поступали по три-четыре раза, я сам с третьего раза прошёл, и только первый курс там закончил, и всё. И как-то преподавали нам не очень хорошо - рисуй, как хочешь. Там были замечательные педагоги, и русские в том числе. Например, профессор академии Владимир Козин, ему сейчас сто лет исполнилось, он родился в 1922 году - русский, фронтовик. Или - русский Артур Никитин, тоже преподавал, и постоянно в контрах был с латышами. Без русских они не могли. Но всё-таки приоритет всегда был национальный, латышский - это очень чувствовалось. Это всегда были государственные дела, и русских к ним не особенно подпускали.

В 2000-е годы, когда поставили на ремонт государственный музей Латвии, где всегда была хорошая коллекция русских художников - и Шишкин, и Рерих, и другие... Так они взяли эти залы и перевели в здание биржи. Там тоже хорошие выставочные залы, но тем самым они поделили: там русское, а в музее - наше.

- Как вы думаете, возможности выставляться для русских художников в Латвии останутся?

- Выставляются все наши в частных галереях. И я выставлялся всегда там. У меня была подруга, которая работала в музее, и она рассказала, что работы русских авторов в музее вообще не собираются покупать, только латышей, может, ещё иностранцев каких-то, но русских - нет.

- А как в Пскове работается?

- Да нормально работается, здесь я себя лучше чувствую, чем в последнее время в Латвии. Там много проблем возникает. Сейчас там вообще отвратительно стало. Во-первых, людей нет на улицах. Вот в Пскове, кажется, меньше населения, чем в Риге, по-моему, там где-то 600 тысяч числится, но здесь народ на улицах города есть, социальная среда нормальная. А там выйдешь на улицу, лишь два-три человечка или парочка идет. Бывает, по каким-то особым дням, туса в центре собирается, и всё равно себя чувствуешь даже из-за этого не очень хорошо. Второй момент - цены там на всё, на бытовые вопросы снежным комом растут, в общем, мало приятного. Если бы я раньше переехал в Россию, может, вообще нормально себя чувствовал бы здесь, уже окреп бы, гражданство получил. Но тогда не было у меня мыслей переезжать. Сначала перебрался в Минск, потом сюда. И уже успел в Пскове три выставки сделать.

На фото: художник и его «Латвийская готика», Игорь Леонтьев, 2020

- И на открывшейся 20 октября даже есть символичный образ Латвии… Для картины «Латвийская готика» вам дом буквально позировал?

- Да, этой работы раньше нигде не было на выставке, в Пскове её впервые показал. Это реальный дом, единственное, что у меня он специально вытянут в высоту. Сам дом был пониже. Он на пригорочке стоял, постепенно разрушался.

- Сейчас его уже нет?

- Он на моих глазах буквально рухнул.

Монолог может быть записан, но остаться никому не известным

- А для чего художнику вообще выставляться? Чего вы каждый раз ожидаете от очередной своей выставки?

- Это всё равно, что у артиста: он как артистичная натура, конечно, может играть всю жизнь для своих, для близких, но для настоящего артиста все-таки нужна сцена, известность. И это не гордыня, всё-таки искусство диалогично, будь это танец или живопись, или скульптура, или литература. Это всегда диалог, этот процесс не может быть монологичным. Монолог может быть записан, но остаться никому не известным. Много было умных монологов, но кто о них сейчас знает? Когда идёт диалог, искусство - это коммуникация, чисто коммуникативный процесс. Когда мы смотрим что-то, мы комментируем - нравится, не нравится. Многие современные вещи, ещё с начала 20 века - вызывающе сделаны, чтобы шокировать зрителя, и это тоже коммуникация. И потом человек привыкает, ему подавай ещё что-то новенькое.

- И поэтому в этом ворохе нового могут появляться и настоящие шедевры? Ведь из привычного, обычного редко появляются гениальные работы

- В России есть художники, они ориентируются на Science art - такие направления в новом реализме западного происхождения. Большинство художников сидят, пейзажики пишут в зависимости от таланта, удачи или неудачи. Я очень люблю пейзажную, портретную живопись, именно хорошую живопись - в России много таких художников, но для коллективной коммуникации это всё равно мало что даёт. Это личное дело покупателя, потребителя картин и художника. Когда ты выходишь на мировой простор или хотя бы на простор нашей страны, то здесь немножко другое. У нас народ был приучен ещё с детства, что Пикассо - это хорошо, а какой-нибудь сюрреализм - это плохо. Узнаваемость считается моветоном, картина не должна быть узнаваемой, не должна что-то передавать, потому что это сам по себе простой предмет - холст и краски. Еще Рене Магритт в своё время подписал картину с изображением курительной трубки: «Это не трубка» - материалистично так подписал, кондово даже. Художник в своих картинах какой-то обманщик. Если человека удивило что-то, если он нормальный, то будет искать в этом смыслы и может открыть для себя новое. А человек, который пришёл просто посмотреть на картинки, это неподготовленный зритель.

- Вы считаете, что человек должен знакомиться с работами художника, с самим автором через диалог, через выставки?

- Думаю, здесь должно быть ещё образование. Боюсь, здесь может произойти такая культурная капсуляция, как сейчас в данный момент: всё западное - это плохо, а наше вот такое - всё хорошо. И в результате мы опять настолько законсервируемся, что нам будет не с кем коммуницировать. Потому что коммуникации никакой не будет - ни со стороны художника, ни со стороны зрителя.

- Часто пересматриваете свои картины, вытаскиваете их из стопок, ящиков, насколько у вас есть такая потребность?

- Да, бывает. Было бы помещение мастерской больше, висели бы спокойно.

- А откуда у вас этот стиль, в котором вы больше работаете - полистилизм?

- Я не могу сидеть на одном месте, писать одно и то же, мне это просто скучно, поэтому полистилизм. Реализм и абстракция, это у меня давно, так выбрал. Реализм держит в тонусе. Акцентный реализм я не делаю. У меня больше всего абстрактных работ. Натюрморты редко пишу.

- Да, натюрморты и сновидения реже сочетаются… Ценность живописи и её отличие, например, от фотографии, во многом в том, что она может передавать сны как сознание, а фотография нет. Попробуй-ка фотографией передать сон.

- Сейчас включу компьютер и покажу. Я похожее делал с помощью искусственного интеллекта - нейросети это называется. Они с твоего описания, с твоих слов создают настоящую картину. И в сюрреалистичности они достигают того, что человек сам не может передать, они ближе почему-то к состоянию сновидений, чем тот же Сальвадор Дали. Это просто потому, что они глубоко автоматичны, это механика. Когда мы спим, у нас сознание вторично, а первичен механизм обработки информации. Это воспринимается как хаос, хаотические моменты, но, как известно, хаос - это высшее проявление порядка. Любая сложная, суперсложная система выглядит как хаотичная. Например, люди на улице – толпа, но движутся по определённым законам, то есть определённые потоки возникают, закономерности, это всё математические вещи. Это хаотично, но когда ты математически начинаешь всё описывать, наступает порядок, высший порядок. Сложнейшие формулы, сложнейшие уравнения идут. Поэтому, может, сновидения - это некая обработка нашего сознания. Конечно, оно бодрствует, но оно вторично и не управляет этими сновидениями, мы воспринимаем это как хаотичные и смешанные образы, но на самом деле это могут быть глубокие смыслы. Хотя, некоторые нейрофизиологи считают, что сновидения - это наоборот просто бред какой-то.

- Вы пробуете создавать сюжеты с помощью нейросети?

- Пробую. Сейчас уже есть более совершенные системы. Одна картина, нарисованная с помощью нейросети, была даже продана за несколько миллионов, художник сам выставил её на продажу. Мне интересно, как нейросеть нарисует, например, город моих сновидений, или японский линкор «Ямато». И она рисует…

«Демон войны»

- А не заменит ли машинная реализация человеческих замыслов, снов, вашу работу, действия и деятельность художников, творцов разных направлений?

- Я думаю, если наша цивилизация пойдет по гуманному и гуманитарному пути, в это сложно поверить, конечно, - но если пойдёт, то это нам будет в помощь. Художник всегда остаётся художником. Эти вещи делали, программы писали, тоже неглупые люди, знающие много, те же программисты, дизайнеры, художники. Недаром она выдает чисто сюрреалистические моменты. Нейросети могут делать несуществующих людей, но это полностью фотографически, это всё как фотографии. Это всё генерация. Вот, например, создаёт картинку города - тоже абстрактное всё, и в то же время выглядит как город. Это как сон, но это авторство не только искусственного интеллекта, а ещё и мое, то есть это принадлежит мне. Я у него заказал, он сделал мне какой-то эскиз. А сейчас ещё и более совершенная нейросеть появляется.

- Вы считаете это явление благом?

- Я считаю, что искусство - это во многом сфера развлечения, мы развлекаемся только тогда, когда все заботы и проблемы перекрыты или отступают. Это сфера развлечений - так же, как кинематограф. Развлечение может быть очень интеллектуальным, как, например, игра в го, это сложнее, чем шахматы (го - настольная игра с глубоким логическим и стратегическим содержанием, возникшая по разным оценкам, от 2 до 5 тысяч лет назад в Древнем Китае, - ред.). А есть развлечение Аллу Пугачёву послушать.

- Не получится ли с этим, как с фотографией, которая ранее ценилась очень высоко, у нас на весь Псков было пять известных фотографов, включая газетных фотокоров, и тогда фотовыставки были очень классные. Потом, когда начали входить в общественную жизнь обычные фотомыльницы, потом смартфоны - всё, интерес к фотографии во многом снизился.

- Да, этот сектор закрылся, удовлетворение от процесса фотографирования люди сами получают, большинство не очень взыскательные потребители фотографий, и зачем им фотомастера...

- Но при этом и уровень фотографий, и уровень требования аудитории, восприятия аудиторией фотографии значительно упал, снизился порой до примитивизма.

- Я очень люблю фотографию. Делал даже эксперименты, когда работал в санатории, в юности, в двадцать лет. В мои обязанности входило заказывать фильмы для кинозала, стал заказывать Тарковского, его стали показывать. Смотрю на реакцию публики: 99,9% выходили из зала, обращая ко мне вопрос: что ты там заказал такое? А я как восторгался Тарковским, так и продолжаю. Большинству людей, неважно, что перед ним великая фотография того же Ман Рэя (Man Ray, Эммануэль Радницкий - французский и американский художник, фотограф, кинорежиссёр, представитель сюрреализма. Признан одним из наиболее влиятельных художников XX века, - ред.), а не просто голая дама. Сейчас эти вещи работают на массу. Большинство всегда будет так реагировать. Да, люди имеют сознание, но они не особенно этим сознанием пользуются, своей головой надо уметь пользоваться, учиться всю жизнь.

- Но автоматически и ценность авторства снижается…

- Да, здесь автоматизм, но программу писали именно под это, то есть случайным образом создаётся сюжет, и она не делает копии, это своего рода симулякр, но очень интересный. Направление фантастического сюрреализма, это игра, очередная игрушка. Был такой нидерландский автор – историк и культуролог Йохан Хёйзинга, который написал Homo Ludens, «Человек играющий» (трактат, опубликован в 1938 году, - ред.). Когда начинаешь думать, что всё есть не игра - ничего не остается. Всё есть игра: общение есть игра, работа есть игра, зарабатывание денег, бизнес - это игра.

- А война - это тоже игра?

- Да, тоже. Такая фраза есть, что если человеку это не нравилось бы, он никогда не воевал бы. Но почему только двести лет за всю мировую историю человечество не воевало? Двести лет только. Остальные годы человек постоянно воевал. Значит, это ему нравится, и это уже даже не скрывают и даже не боятся.

«Демон войны», Игорь Леонтьев, 2022

- Звучит это страшно?

- Возьмите футбольных фанатов. Игра? Да, игра. Потом неплохие солдаты получаются из них. Их игра довела до того, что они постоянно на грани войны с другой командой, с другими фанатами, и они могут до убийств доходить, сколько таких случаев. Это классика. Я тоже, как и многие взрослые люди, играл и до сих пор играю в игрушки, в корабли...

- Как вы думаете, на искусстве как-то в значительной степени отразиться нынешняя ситуация в мире: эта поляризация, усиление ненависти, насилия, военные противостояния? Может быть, появится новое направление в искусстве?

- Я думаю, что ничего особенно не изменится. Искусство, которое сейчас есть, оно, как было буржуазно, так и останется. Я смотрю, что у наших художников практически нет никакой военной тематики, хотя это очень актуально сейчас. Мимо нас всё проходит. Видимо, настолько мы стали буржуазными, что нам просто нужно сделать кому-то приятную картинку и продать её. Если, конечно, ты ещё сможешь продать ее за какие-то деньги. И нельзя кого-то там зацепить, кому-то «ерша вставить»… Это действительно так. Так получилось, что я начал в 2014 году писать картину, закончил её только в этом году, называется она - «Демон войны». Когда начинал над ней работать сама тематика мне не нравилась. Но события всех последних лет подстегнули её закончить.

На фото: художник перед своей новой картиной "Демон войны", 2022

Человечество и войной не удивишь

- Значит, такого явления, как во Вторую мировую, Великую Отечественную войну, когда появились Кукрыниксы - родились и остались как целое течение, рождённое ситуацией, не будет? Не стоит и ожидать?

- Думаю, это у интеллигенции сейчас считается как бы моветон такое делать. На самом деле я любил журнал «Крокодил» именно за мастерство - художники там были великолепные рисовальщики, замечательные вещи делали, это было интересно и остроумно. Политические карикатуры на самом деле до сих пор актуальны. В Советском Союзе с этим было всё в порядке.

«Загадка очарования вечернего дня», Игорь Леонтьев, 2012

Есть ещё такой аспект как заказ для художника. Если в минувшие столетия католическая церковь была главным заказчиком, то и картины были религиозного характера. Как только появились буржуазные отношения, когда уже не только церковь могла купить, заказать хорошую работу, тогда появилось нидерландское искусство, это 17 век. Просто появился потенциально другой заказчик. В нацистской Германии были хорошие, интересные художники, и тоже был заказ - нацисты стали заказчиками, платили они. Например, был Отто Дикс, до Первой мировой войны он писал свои ужасные картины. Там тоже был заказчик именно буржуа, хотя картины были с антибуржуазным оттенком. Но заказчик всё равно имелся. Во Франции немножко иное. Это был расцвет экспрессионизма - появились разные направления в живописи, но они тоже были буржуазными, и были востребованы. В Советском Союзе работы художников заказывало тоже государство.

- Но в истории Франции был период, когда искусство, живопись, рисунок, карикатура вышли именно с улиц…

- У французов карикатура, сатира всегда была востребована.

- Это тоже развивалось, потому что определённая ситуация была?

- Там либеральные идеи были, газеты либеральные, в хорошем смысле этого слова, не в нынешнем варианте. Сейчас же либерализм постепенно возвращается к фашизму, как это произошло в 30-е годы в Германии. Во Франции тоже были заказчики, когда появилась борьба между партиями, и разные группы людей готовы были пойти на то, чтобы как-то обгадить противника. Но там всё равно был конкретный заказчик - издательства.

- А та живопись, карикатуры, что появлялось практически на листовках, на улицах, стенах домов? Их рисовали и клеили, это отчасти напоминает то, что делает нынешняя молодежь - на остановках и стенах клеит различные рисунки.

- В Китае, во время так называемой культурной революции студенты тоже писали на стенах всякие лозунги и рисунки. Был такой период. Это самовыражение, но скорее субкультурное, чем культурное. Любая субкультурная традиция может превратиться в культуру или в хороший бизнес, как это было в арт-бизнесе. Но она сначала должна заказать себя, заказать это явление. Сейчас у нас заказчиками являются мейнстримовские международные галереи, как, например, Саатчи (Галерея Саатчи, музей современного искусства и одна из самых популярных галерей в Лондоне, основана в 1985 году Чарльзом Саатчи, - ред.). Они дают направление стиля, моды. И каждый раз всё меняется. Если 15-20 лет назад мы видели одни не фигуративные работы, сейчас я вижу очень много фигуратива (фигуративизм - направление в искусстве, при котором картины и скульптуры сохраняют сходство с реальными объектами, - ред.).

- Ван Гог сейчас без заказа галериста не родился бы?

- Ван Гог, если читать его дневники, и сам работал на арт-бизнес, они с братом Тео работали на проект.

- Проект был, но он же не пошёл, не нашёл поддержки, продать его работы было почти невозможно, считали, что это страшная мазня. Галеристы того периода говорили, что продать нереально, и Тео отдавал свои деньги Ван Гогу.

- Тео был молодец, он всё время помогал Ван Гогу, просто они не дожили до признания. Хотя Ван Гог пытался, потому и жил не в Голландии, как его брат, он поехал в Париж, и там стал пробиваться, у него рядом был круг замечательных художников, кого он знал, и Ренуар, и Гоген, и прочие. Там были люди, которые его понимали. Кстати, продажи картин Ван Гога начались с копий, с подделок под него.

Ван Гог не на голом месте родился… Художники не только святым духом питаются, им нужен комфорт и место для работы, и покушать, и краски всегда очень дорого стоили. По поводу заказа скажу, что сейчас заказ изменился. Скорее это носит структурный образ, коллективно-структурный, там не государство, не галереи и не потребитель, а нечто, что взаимодействуя, складывается в одну структурированную чёткую сферу, которая может это потребить.

- То есть художники не хотят или не могут реагировать на происходящее в современном мире?

- Сейчас сложные времена, но человечество и войной не удивишь. Хотя скажу так, австрийские, в частности венские акционисты, как раз над этими темами очень жёстко работают (Акционизм – течение в современном искусстве, возникшее на Западе в 1960-70-е годы. Задача акциониста - стереть грань между искусством и действительностью, часто это достигается с помощью различных действий и акций, отсюда название течения. Искусство акции в перенесении внимания с самого произведения на процесс его создания, - ред.). Некоторые из них пережили Вторую мировую войну, или застали её время и они работали с жесткими вещами, как, например, Брус и другие художники, они даже плоть свою резали (Гюнтер Брус, австрийский художник-акционист, - ред.). Я был на великолепной выставке в Вене, посвящённой истории акционизма, начиналось там с Эгона Шиле (австрийский живописец и график, один из ярчайших представителей австрийского экспрессионизма, - ред.) и заканчивалось самыми последними новыми акционистами. Там они масштабные вопросы ставят, к примеру, что есть трансгуманизм? (философское и интеллектуальное движение, выступающее за улучшение человека и его существования за счёт широкого применения сложных технологий, которые могут увеличить продолжительность жизни людей и усилить познание окружающей действительности, - ред.). Если брать акционизм как явление, то есть в нём элемент, когда через собственные страдания и демонстрацию своих страданий пытаются передать некоторые вещи, которые глубоко в тебе переживаются. Но когда наши Pussy Riot выступили в храме, это была просто выходка каких-то девиц. Или группа «Война» - они опрокидывали полицейские машины в Петербурге. Это не искусство. Понятно, на чьи деньги они это всё делают.

- Сейчас есть те творческие люди, которые уезжают за границу в попытке найти себя там, но сталкиваясь с западной средой, понимают и ужасаются, что они там себя не находят...

- Они никогда себя там не найдут... Петра Павленского даже Брус, австрийский акционист, отметил в интервью, что он занимается опасными вещами. И когда Павленский переехал во Францию, его сожрали за то, что он пошел против коллективного банковского дела.

- А в чём искусство, которое показывают акционисты? Если показать страдания, то ведь художник может показать страдания иначе. Может такое быть, что акционизм - это путь наименьшего сопротивления?

- На самом деле акционизм - очень сложный вид искусства. Чтобы через него что-то высказать, это должно быть, с одной стороны, отталкивающим, но это не должно быть смешным.

- Акционизм - это всё же какое течение - буржуазное, модное, массовое?

- Буржуазный - это когда человек делает, чтобы потом продать, заработать денег. Акционизм - способ заработка более сложный, чем просто сделать картинку и продать. Политический акционизм приносит деньги. Вот Герман Нич (австрийский художник, один из основных представителей венского акционизма, - ред.) - он и музыку писал к своим кровавым акциям. Его коннотация всегда - против Второй мировой войны, против фашизма, против нацизма. Он был ищущим человеком, искал, до каких пределов может дойти искусство, где есть грань, когда искусство - уже не искусство. Он делал абстракции. И это больше концептуализм был, а не акционизм (Концептуализм - направление в искусстве, которое провозглашает верховенство идеи произведения над формой его художественного выражения, - ред.). Его метод был в поиске и демонстрации каких-то сверхидей. Мало кто думает, как написать пейзаж и потом рассуждать, это искусство или не искусство, мы ответ знаем заранее, чувствуем. А он хотел понять, дойти до той грани, где искусство перестаёт им быть. Думаю, что акционизм во многом - это катарсис – очищение.

Не посторонние элементы

С Игорем Леонтьевым интересно разговаривать. Он одновременно человек, полностью погружённый в искусство, проводящий в нём, кажется, всё свободное время, завлекающий своим примером, служением творчеству, интересом и любопытством. И в то же время – он успевает погулять вместе с женой Наташей, сказать доброе слово друзьям, исследовать новые технологии и явления, то и дело, появляющиеся в мире. Он – познающий мир, его тайны и глубины своего собственного сознания, чтобы потом рассказать нам в своих картинах, то, что он видел или о чём догадывается.

В своей небольшой мастерской, располагающейся в комнате обычной псковской квартиры на Завеличье, он может часами рассказывать о картинах, вытаскивая их из плотных стопок. Вот «Старая лодка», очень философично. Много смыслов. Как человек прожил свою жизнь, так и лодка имеет свою биографию.

«Старая Лодка. Созерцание», Игорь Леонтьев, 2017

А вот «Сны старого дома» - удивительное полотно с глубоким содержанием - в этих трещинках старой штукатурки очертания, лица. «Это вымышленные образы», - коротко объяснил художник. Возможно. Но почему тогда проступающие линии складываются в знакомые лица. Может быть, каждый там видит именно те лица, которые в его складках памяти задержались?

«Сны старого дома», Игорь Леонтьев, 2020

Рассматриваешь картины художника, сюжеты которых навеяны сновидениями – на некоторых из них ярким пятном выделяются автомобили. Вот машина типа «Победа». «Да, она и есть», - подтверждает автор. А здесь какой-то «Кадиллак» американский… Почему именно машины? Почему именно ретро-автомобили? Почему именно там, где их, кажется, и не должно быть? Очень много вопросов возникает при рассматривании его работ. А значит и поиск ответов, зашифрованных в них. Живые существа, машины, скульптуры, стены домов - всё это на его полотнах не посторонние элементы, это всё работает, создаёт контраст и внутреннюю динамику, и очень-очень сильная энергия исходит от каждого объекта. Художник эти энергии, разность ипостасей и планов закручивает похлеще, чем самая современная нейросеть. Нет, машине всё-таки никогда не проникнуть в человеческое сознание так глубоко, чтобы раскрыть его полностью, со всеми впадинами, поворотами и тайными уголками. В том-то и ценность авторского видения, он может ставить машине задачи, которые она выполняет по своим алгоритмам, а рука художника – воспроизводит сознание автора как неотъемлемая часть этого сознания.

Эти картины, о которых шла речь, а также другие работы представлены на персональной выставке мастера в Пскове, в новом выставочном пространстве на втором этаже в Доме офицеров. На выставку ещё можно успеть, она работает до 20 ноября. Рекомендуем. Кстати, у Игоря Леонтьева большая коллекция акварельных работ. Приоткрываем задумки – возможно, следующей выставкой будут именно его акварели. А может, ещё что-то – что выдадут глубины его сознания.

Игорь ДОКУЧАЕВ

«Прессапарте»/Pressaparte.ru

Поделиться с друзьями:

Заказать книгу