Язык иносказаний, или что хотел сказать Григорий Климов?

Мария ХАЗОВА, постоянный автор Pressaparte.ru, продолжает разбираться в хитросплетениях мыслей российских писателей. Часто за привычными именами и под обложками знакомых произведений, вскрывается много не увиденного раньше…

Религиозному человеку, наверное, легче понять нашу классику переломной эпохи рубежа XIX-XX веков. Но чтобы отыскать корни одного из главных событий периода -  русской революции, надо либо быть объективным реалистом, либо побыть мистиком, хотя бы ненадолго. Последнее чрезвычайно странно, конечно, для наших чуть ли не с рождения материалистических умов принять такую установку. Отказаться от фактов, от известных подробностей и искать корни событий 1917 года в метафизике.

В художественной литературе досоветского периода можно найти только полунамеки, и всегда оставалась какая-то недоговорённость. Хотя люди творческие ощущали приближение революционной кульминации в России задолго до самих событий. Склонность русских классиков к мистификации объяснима – только так можно говорить о том, о чём говорить открыто невозможно.

В литературных образах они воскрешали героев мифов прошлых эпох. Для того чтобы напомнить современнику о нерушимой связи его с архаическим предком, о накопленных за тысячи лет страхах, комплексах и тайных желаниях, которые давят на сознание, разрушая здоровую, адаптированную к решению исключительно насущных вопросов, психику. Общество живёт по системе одного табу: уйдёшь из социума – погибнешь. Захочешь выжить – будешь подчиняться. И вот подавленная стихия начинает роптать. Опоры, кажется, уже нет. Вера была спасением, но и эта крепость пала. Человек остался один на один с собой – в нём заговорила природа, подавляемая веками.

В то время как создавали идеального героя эпохи соцреализма, в какое-то время опять появился язык иносказаний. А ещё позже можно было диагностировать начинающийся распад в душах людей, в том числе в партийном руководстве. Потому-то «Князь мира сего» Григория Климова долгое время сознательно замалчивался. Так же как «Колымские рассказы» Шаламова и «Реквием» Анны Ахматовой, «Дело Тулаева» Виктора Сержа, «Мнимые величия» Николая Нарокова, «Россия в концлагере» Ивана Солоневича, «Неугасимая лампада» Бориса Ширяева, «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына.

Климов долго и безуспешно пытался публиковаться и на родине, и за рубежом. Его начинали печатать эмигрантские издания: аргентинская газета «Наша страна», франкфурсткие «Грани», парижское «Возрождение», канадский «Современник». Но до конца публикацию довела только газета «Русская жизнь», которая выходила в Сан-Франциско. «Князь мира сего» печатали по частям, с сокращениями. С полным текстом читателю впервые удалось познакомиться в 1993 году.

Эпизод первый. Красный Папа

Григорий Климов эмигрировал из советской России после окончания Великой Отечественной войны. Родом он из Новочеркасска, учился в индустриальном институте, получил диплом инженера-электрика. Потом поступил в аспирантуру в Московский энергетический институт и одновременно – в Московский институт иностранных языков. В годы войны воевал на Ленинградском фронте, оттуда незадолго до прорыва блокады был отозван в Военно-дипломатическую академию. После Победы в 1945 году началась его служба в Советской военной администрации в Берлине. Но после демобилизации Климов нашёл возможность перейти в Западную Германию. Способности аналитика, инженера и дипломата сочетались в этом человеке с литературным даром. Его первый роман «Берлинский Кремль», в последующих изданиях получивший другое название – «Крылья холопа» –  во многом автобиографический, но главная ценность его не в этом…

После публикации романа автором стали интересоваться в разведке США – он был приглашен в засекреченный Гарвардский проект по изучению советского человека. О «кухне» научных разработок ведущих мировых психологов, политологов, социологов в завуалированной форме, на языке символов и аллегорий Климов, детально познакомившийся с принципами советской и американской разведок, расскажет в «Князе мира сего». В романе адептом этого тайного знания – назвал он его высшей социологией – станет товарищ Руднев, советский Фауст, который однажды взялся изучать тайны подсознания своих соотечественников и пришёл к таким открытиям, которые сделали его ближайшим советником Сталина. Нет, Руднев не был серым кардиналом, его называли иначе – «красный папа». А ставший «мозговым трестом» 13-й отдел НКВД в романе у Климова фактически определял внутриполитический курс большой страны.

Эпизод второй. Великая чистка

«Если упрощённо рассматривать исторический процесс как тысячелетнюю ленту вроде конвейера, то есть две основные силы, приводящие ее в движение. Одна сила –  в начале – эту ленту создает. А другая сила – в конце – её уничтожает. Вот это и есть Бог и дьявол, - говорит Климов. – Но вся беда в том, что для достижения прогресса, чтобы освободить место новым молодым народам или классам, дьяволу прогресса не остаётся ничего другого, как отрезать не худший молодой конец, а лучший, который уже отгулял свое время». Классовых врагов в 1930-е определяла не преданность делу революции, как раз те, чьими руками она делалась, пострадали в первую очередь. Григорий Климов преподносит читателям цифру в 9 миллионов человек, записанную в сводки доктора Руднева. Он сравнивает эти жертвы с уничтоженными во время инквизиции в средние века. И проводит параллель, что грех, в котором обвиняли и тех и других - это одержимость дьяволом. Судят, конечно, не за это, приговоры составлены заранее. Прежде попавшие в разработку люди были героями, о них писали в газетах, их имя было на слуху. Когда Ленин готовил революцию, он клеймил жестокости царского правительства и агитировал за отмену смертной казни в будущей России. Но как только большевики пришли к власти, смертная казнь осталась - выслеживали и забирали тот класс, «от которого исходит 90 процентов всех зол и бед рода человеческого. В том числе почти всех революционеров, террористов, вредителей и диверсантов». Просто мы не ждем, говорили в 13-м отделе, пока они это сделают, а ликвидируем их. «Это тот старый класс, который в свое время называли чертями, ведьмами и колдунами».

В Книге Апокалипсиса было пророчество, что в конце времени явятся четыре всадника – война, революция, голод и смерть. На рубеже веков конец эпохи наступил для царской России. Секретный 13-й отдел создавался, чтобы уничтожить «легион последователей дьявола», а вместе с людьми, одержимыми властью – князя мира сего. Дьявол у Климова – не библейская выдумка, это комплексная социальная болезнь. Это мания величия, маниакальная депрессия, комплекс саморазрушения, садизм, гомосексуализм, проституция и много-много чего ещё. Это комплекс проблем в виде душевных и психических болезней, половых извращений и часто физических отклонений. Легионеров-вырожденцев мало среди рабочих и крестьян, половина – среди интеллигенции и почти 70% среди правящей элиты. Такая вот градация, логическое заключение многолетних исследований в области «высшей социологии». Мозговой трест профессора Руднева по этим признакам и выявлял «старый новый класс» врагов народа – виновны они были только в том, что принадлежали к «тайному братству» по крови или имели с его членами социальные связи. С частью покончили в застенках, остальных лечили трудом в лагерях по методу Льва Толстого. Надолго у власти удерживались только те, кто стоял за  её спиной. Приказывал вождь, но решал тайный советник – Красный папа.

Эпизод третий. Смерть добровольцев

В самом начале Великой Отечественной войны в газетах появилось сообщение о необычайном подвиге советских лётчиков-истребителей на подступах к Ленинграду. Оставшись без амуниции, они бросили своих «ястребков» на немецкие бомбардировщики и погибли вместе со сбитыми врагами. Портреты их появились на первых страницах, а лётчики посмертно получили звание Героев Советского Союза. Потом такие подвиги, пошли друг за другом и немецкие асы не знали, что делать с противником, нарушающим все правила воздушного боя. Но первых трёх добровольцев, как преподносит в романе Климов, готовил тот же, 13-й отдел - отрабатывали психологию мучеников за веру.

В Древнем Риме людей ставили перед выбором: отречься от христианства здесь же, в подвале или умереть, но на публике. Мученики выбирали смерть.

Так же в XX веке с готовностью шли на верную гибель советские солдаты – но, по Климову, не за Сталина и не за Родину. Газетные лозунги, как говорится в романе, делались для населения – поддержать боевой дух на фронте и в тылу. Интеллектуальную элиту, сотрудников 13-го отдела, интересовали механизмы психики советского человека на войне. С точки зрения душевного здоровья, желание умереть классифицировалось ими как отклонение, отличающее людей одержимых от людей рядовых. Итог – десятки, может быть, сотни тысяч добровольно отданных войне жизней тех, чьё имя тоже – легион. Кто не погиб во время Великой чистки, отдал жизнь войне. А жить в эпоху строительства коммунизма предстояло людям другой породы – строителям и созидателям…

У всякой истории есть продолжение, и как минимум две стороны.

Климов издал «Князя мира сего» в двухтомнике. Второй роман оттуда назывался «Имя моё легион» – и чуть ли не с момента выхода он считается продолжением первой части дилогии. Теперь это полузабытая социальная фантастика, ещё один миф о XX веке. И как всякий миф не должен восприниматься буквально – в поисках истины люди всегда обходились символами-знаками. Сложно, а для некоторых – невозможно понять. Но любой автор имеет право придумывать, искать свои объяснения происходящему и происходившему. Главное, чтобы читатели понимали и отличали, где авторская мысль, а где реальность.  

Мария ХАЗОВА
«Прессапарте»/Pressaparte.ru

Фото:detectivebooks.ru

Читайте ещё о российских авторах в популярной серии материалов нашего автора Марии ХАЗОВОЙ:

Те, кто русскому человеку помогут пережить кризис. Виктор Пелевин

Захар Прилепин: о простых русских вопросах

New Wave русской литературы: о чем же пишет Владимир Сорокин?

Кому на Руси жить хорошо: поиски Романа Сенчина

Гузель Яхина пытается открыть глаза тем, кто в темноте

Ностальгируем по времени колокольчиков с Алексеем Ивановым

Охотник Михаил Тарковский и его орёл с двумя головами