Петрушкины дети

18 января 2020 г.

Они могут соединять несоединимое, сливать, соединять, превращать.

В городе Воронич, бывать на старых валах которого позже очень любил молодой поэт Александр Пушкин, жил мужик по имени Петр, которого все звали Петрушка - шалун он был отменный… И его баловство возродилось спустя много лет неожиданным образом.

Артисты самодеятельного театра «Петрушкина баловня», созданного сотрудниками Пушкинского государственного музея-заповедника «Михайловское», с удовольствием показывают зрителям своё искусство. В прошлом году они покорили Берлин, Таллин, чуть ранее произвели впечатление в Италии. Знают их и в российских городах. Творческий коллектив работает в уникальном смешанном жанре, где кукольный народный театр соединяется с реальной игрой актёров. В репертуаре у пушкиногорских артистов вертепные, петрушечные представления, спектакли, устроенные как деревенские вечерки и многое другое. Театр «Петрушкина баловня» уже стал участником многих театральных проектов, коллектив лауреат конкурсов: «Затея сельской остроты», Международного пушкинского конкурса молодёжных театров.

«Куклы, реквизит, костюмы - все делаем сами, чтобы выдержать народный жанр, - рассказывают актёры. - Ориентируемся на народные представления, распространённые в 19 веке. Используем пушкинский текст, включая в него местные диалектизмы. Некоторые спектакли полностью звучат на старом псковском диалекте. В постановках есть и псковский фольклорный музыкальный материал: песни, которые мог слышать в своё время Александр Пушкин».

Мы познакомились с артистами театра поближе, приехав к ним в Пушкинский заповедник «Михайловское», расположенный в Псковской области, где и поговорили о театре. Правда, сначала был спектакль по мотивам русской сказки «Колобок», показанный прямо в горнице настоящей крестьянской усадьбы из прошлого, восстановленной в деревне Бугрово и, входящей в музейный комплекс, вместе с рядом стоящей водяной мельницей – эта обстановка сама становится частью спектаклей и естественным образом растворяет в себе русские сказки.

Театр не просто самодеятельный – каждый в немногочисленном коллективе «и швец, и жнец, и на дуде игрец…». И к выбору сказок для постановки подходят вместе, и роли придумывают, и образы героев сочиняют. Впрочем, лучше об этом услышать из первых уст. Михаил Гаврилов, артист, и сотрудник в Бугрово был занят работой, и мы разговариваем с двумя участниками коллектива - Ириной Егоровой, актрисой и начальником отдела массовых мероприятий музея-заповедника и Мариной Мариненко, актрисой и научным сотрудником музея.

Ирина Егорова Марина Мариненко

- Театр существует уже восемь лет, - рассказывают собеседницы. - За это время мы смогли реконструировать песни, записанные Пушкиным здесь во время его пребывания в ссылке – сейчас мы знаем, как они звучали. Это был совместный проект с консерваторией из Санкт-Петербурга. Более того, педагоги из СПб с нами занимаются, и мы постепенно овладеваем техникой народного пения, народным псковским говором. Нам стало всё интересно, поскольку мы этим долго и кропотливо занимались. И тогда созрела идея сделать небольшие постановки, сначала в простой манере всевозможных народных праздников, а потом мы решились и на кукольный театр. Первая сказка, которая нами была поставлена - пушкинская «О рыбаке и рыбке». Затем появился «Колобок», потом «Репка», «Сказка о золотом петушке», «Сказка о царе Салтане». Театр рос, появлялись новые куклы и реквизит. Сейчас мы готовим постановку сказки «Теремок». И ставим вариант спектакля сразу по трём сказкам: народная версия сказки «О рыбаке и рыбке», «Репка» и «Каша из топора».

- А какими куклами вы пользуетесь в постановках? Откуда берёте?

Марина Мариненко: - Куклы мы используем разные, есть такие спектакли, где они сложные, например, выполненные в технике сухого валяния, это, можно сказать, очеловеченные персонажи. А для простых сказок типа «Колобка» и «Репки» в ход идут обычные предметы крестьянского быта, которые на глазах у зрителей превращаются в сказочных героев. Обычный клубок шерстяных ниток превращается в Колобка, серый шерстяной носок - в волка, другой предмет – в зайчика и так далее. Это всё интересно видеть, смотреть – особенно детям. Хотя, признаюсь, у нас есть разные версии спектаклей: и детские, и взрослые. Зрелище получается очень колоритным, потому что всё действие идёт на местном диалекте, предметы быта обращаются в сказочных персонажей, мы переодеваемся в костюмы. Да, мы ещё занимаемся и реконструкцией костюмов, сами их шьём – тоже в традиционных местных техниках – это не просто реконструкция, можно сказать, что это реплики костюмов (реплика - высококачественная копия с оригинала, - ред.). Поэтому наши актёры выглядят, как настоящие крестьяне 19 века и в таком виде мы выходим к публике. Кроме того, спектакль наполнен псковскими песнями исторического периода – мы поём и танцуем во время действия.

- Это всё и есть кукольный театр «Петрушкина баловня»?

Марина Мариненко: - Да, это одни и те же люди.

- То есть это всё происходит уже в комплексе, нельзя сказать, что это просто кукольный театр?

Ирина Егорова: - У нас в музее есть ансамбль «Пушкинская деревня» - это костяк, люди, которые поют, и кто-то из этого ансамбля, если есть необходимость, участвуют и в кукольном действии. Но называемся мы именно кукольный театр «Петрушкина баловня». Есть спектакли, в которых героями являются и куклы, и люди, вот в новой «Три сказки» - четыре персонажа. В других постановках участвуют только куклы. Сказка «Колобок» - самая простая по персонажам и задействованным предметам, но мы не используем готовых кукол здесь, мы их создаём в ходе действия на глазах у людей.

- Это уже что-то на грани волшебства…

Ирина Егорова (улыбается): - Да. Кроме того, есть спектакли, где участвуют и куклы, и люди, и певцы с песнями.

- А вы знаете, где-то ещё подобные театры есть? Откуда вы идеи черпаете?

Марина Мариненко: - Мы искали, но пока не нашли похожих театральных коллективов, чтобы именно так - всё «сливали» в одно действие, всё представляли в комплексе. Но мы же не профессиональный театр, надо с этого начинать, у большинства нет музыкального или театрального образования, мы сами этому учимся. Среди нас нет профессиональных режиссёров, актёров. С самого начала это всё делалось по наитию. На сегодняшний день у нас уже есть большой опыт, и нам с каждым разом всё проще и легче это делать, но всё равно приходится и подумать, и попыхтеть, особенно это касается как раз тех спектаклей, где бытовые предметы превращаются в персонажей. То есть нам нужно ещё и зрительно понимать: какой предмет, на что может быть похож, нужно выстроить ассоциативный ряд, чтобы зритель тоже легко понимал: кто в кого превращается – а это довольно большой труд.

- Откуда вы вообще всё это взяли, как пришло в голову сливать, соединять, превращать? Или это всё совершенно случайно происходит?

Марина Мариненко: - Наш коллектив не только очень творческий, но и дружный между собой – и эти дружеские отношения позволяют нам всё делать совместно. Мы ставим себе задачу: поставить новую сказку – и начинается известный многим «мозговой штурм» - много читаем, думаем, решаем, что можем сделать. Постепенно рождаются образы, мы начинаем пробовать: вот так сделать, или по-иному, или совершенно по-другому. Долго идёт процесс обсуждений и поиска реализации. Постановку «Три сказки» год обсуждали. Поскольку мы не профессиональные актёры, нам ещё нужно продумывать саму конструкцию спектакля – как это можно поставить, где и как должен работать каждый элемент. Всё это рождается буквально из ничего. Мы не владеем никакими театральными технологиями, но начинаем искать, находим, читаем, сами придумываем. Потом едем на музейный хоздвор и просим, чтобы нам сделали то, что мы придумали.

- И как на хоздворе мастера к вам относятся?

Марина Мариненко (смеётся): - Они нас очень любят. Иногда выставляют за дверь, но мы всё равно лезем в окно.

- А как всё это можно вместе назвать? В этом явлении вашего театра есть след исторический, который пришёл из глубины веков, из народной жизни?

Марина Мариненко: - Само название нашего театра «Петрушкина баловня» происходит из псковских летописей, конкретно из фрагмента, где рассказывается о городище Воронич, и жившем там некоем Петре, которого все звали Петрушка, и у него был балованный характер. Поэтому «Петрушкина баловня» - это цитата из псковской летописи. Есть упоминание о том, что во времена Ивана Грозного на Святогорских ярмарках показывали теремные хоромины – то есть, устанавливали какой-то балаган и давали ярмарочные представления, которые ещё называли «петрушечными». И у нас были постановки о Петрушке – например, «Петрушка на войне» - был такой спектакль. Поэтому наш театр, конечно, имеет исторические корни и основу. И спектакль «Сказка о царе Салтане» выполнен в виде батлейки – это небольшой передвижной, переносной театр с маленькими куколками.

- Получается, что у вас тут явления и формы, которые могли в истории никогда не пересекаться, быть параллельными, или следовать одно за другим, а у вас в театре все они пересеклись?

Ирина Егорова: - Да, именно так. Конечно, это разновременные явления и исторические пространства, но, поскольку, мы музейный коллектив, мы имеем право соединять несоединимое. У нас единственные границы – это историческая Псковская губерния. Это касается и фольклора, который мы используем, и костюмов, которые мы шьём для кукол и для представлений – всё взято из исторических источников. То есть, если это юбка клетчатая, то такие юбки действительно носили псковички. Если это пояс, то он оригинальный. Если это причёска, то она тоже оригинальная псковская. У нас всё основывается на наших местных традициях. Мы не углубляемся в соседние области. Даже в спектакле «Теремок» мы взяли за основу местный фольклорный сюжет про Мухин хутор – в местную историческую канву мы вплели сюжет русской сказки.

- А теперь вопрос смешной на первый взгляд, не укладывающийся в голове: в России время от времени звучат, на мой взгляд, странные мнения, например, что некоторые привычные нам русские сказки …вредны. Так, то ли в шутку, то ли всерьёз прозвучало предложение запретить «Сказку о золотой рыбке».

- Неужели, первый раз слышим…

- Да, якобы такие сказки воспитывают в детях отрицательные качества, к примеру, «золотая рыбка» воспитывает иждивенчество. И, по мнению, таких инициаторов это отразилось в тех поколениях, которые уже взрослые, и которые воспитаны неправильно, ожидая помощи от государства, от других сил. И поэтому сказки такого типа нужно запретить. Что у вас в театре будут делать в такой ситуации: откажетесь от спектаклей, по павшим под запрет сказкам, или будете давать их вопреки?

Марина Мариненко: - Мы, естественно, будем играть спектакль. Вообще, хотелось бы посоветовать людям, которые об этом говорят, хотя бы дочитывать сказки до конца, чтобы понимать их смысл. Такое впечатление, что конец сказки они не читают, а всё заканчивается тогда, когда старуха стала царицей. А если уж вообще вспоминать пушкинский вариант сказки, то там она вовсе хочет стать Папой Римским. Вообще, это очередная странная мысль, которая посетила кого-то в окружении власть предержащих.

- А что, по-вашему, русские сказки воспитывают в детях?

Ирина Егорова: - Да они просто воспитывают…

- Ну, воспитание тоже разным может оказаться. Можно воспитать жулика, или человека легкомысленного, а можно человека хорошего, или хозяина своему слову, и просто крепкого хозяйственника…

Марина Мариненко: - Могу пример привести из нашей театральной практики. Когда мы играем сказку «Колобок», то в нашем варианте: две сестрицы – полные бездельницы, они не смогли выполнить ту работу, которую им задала мать, они просто сидят вместе с кавалером и рассказывают сказки. А в самом конце, когда зрителей спрашивают: хорошие сестрицы или плохие? Крайне редко зрители, среди которых много детей, отвечают, что сестрицы плохие – бездельницы и пустые девицы. В основном все приходят к выводу, что они хорошие, хоть и работают плохо. Русская сказка - любая, как бы она ни закончилась, несёт в себе ту самую идею, которой и жив человек. И при этом, не надо людей опускать «ниже плинтуса» и говорить им конкретно, что вот эта сказка говорит о добре, вот та – об алчности, а следующая – о всех пороках сразу. Что этот герой – хороший, тот – плохой. Это и так всем понятно. Нужно усложнять задачу, чтобы люди задумывались. Мы чем больше этим занимаемся, тем чаще приходим к выводам, что сказки – это огромное поле для деятельности. И даже самые простые сказки очень по-разному и глубоко можно понимать и интерпретировать.

- У вас публика бывает разная: и российский зритель, и иностранцы - а как реагируют там и здесь на ваше творчество?

Ирина Егорова: - Иностранцы понимают всё. У нас, как правило, немного текста в спектаклях, но поскольку он звучит на псковском диалекте, то у нас и российские граждане далеко не все понимают сказанное. Но всё самое главное можно понять из действий: жестов, мимики – и это доступно для понимания практически всем, на каком бы языке зрители вокруг не разговаривали.

Игорь ДОКУЧАЕВ,

фото автора

«Прессапарте»/Pressaparte.ru