Ольга КРАВЦОВА: как жить в эпоху онлайн-агрессии

Если ты разорвёшь своё сердце на куски от переживаний – это человеку в трудной ситуации никак не поможет.

Её знают и многие мигранты, и многие журналисты и в России, и за рубежом. Ольга КРАВЦОВА, изучала психологию в МГУ, работала в Центре экстремальной журналистики - к сожалению этого центра больше нет. Сейчас работает индивидуальным экспертом, ведёт разные проекты, член Общественной коллегии по жалобам на прессу, переводчик – вот такая «запутанная профессиональная биография», как говорит сама Ольга. Она давно работает в некоммерческих организациях, связанных с развитием медиа, и продолжает изучать психологию журналистики и журналистов. Знает о нас много, но ещё больше готова узнавать, чтобы потом делиться знаниями и спасать нас от стрессов и переживаний.

Интервью с Ольгой мы разделили на две части: одна о психологических вопросах, которые сегодня актуальны для большинства людей. И вторая - о психологии журналистов. Разговор очень интересный и в первой, и во второй части.

- Какие сегодня, по-вашему, у людей главные психологические проблемы не у журналистов, а у аудитории, воспринимающей материалы журналистов? И насколько эти проблемы совпадают с общими проблемами всех людей?

- Есть аудитория – а это часть общества, которая что-то воспринимает от журналистов, в том числе и агрессию, и непримиримость - а есть большое общество, многие из которых не читают ничего, и не смотрят ничего новостного, или только Первый канал. У них одинаковые проблемы?

Довольно сложно ответить на этот вопрос. С одной стороны, проблемы у разных людей разные, с другой - общие проблемы у всех одни и те же. В большинстве своем люди хотят мира, любви, добра, понимания, чтобы у них все в семье и в делах было хорошо… Если делить людей на тех, кто смотрит только федеральные каналы и тех, кто получает новости из Интернета, - то хотелось бы верить, что те, кто читает Интернет, более склонны искать разные точки зрения и разные мнения по волнующим их вопросам. Но практика показывает, что все равно читатели склонны выбирать те источники информации, которые подтверждают их точку зрения. В соцсетях мы окружаем себя по большей части «единомышленниками», что создает комфортную доброжелательную атмосферу, но не передает многообразия мнений, существующих в реальности.

В сети легче дать мгновенную обратную реакцию, чего нельзя сделать, если смотришь телевизор или читаешь бумажную газету, и мы видим, насколько порой легко люди отпускают весьма негативные комментарии по разным поводам. На эту тему – как из каждой «песчинки», порой всего одного неосторожного агрессивного слова, брошенного не подумавши, складывается огромная сокрушительная лавина, которая может убить в прямом смысле, - есть TED-выступление Моники Левински, с русскими субтитрами его можно послушать здесь:

- А как психология может объяснить стремление зрителей-читателей, иногда просто необъяснимое, к криминальной хронике, криминальным фильмам?

- Этот вопрос давно интересует психологов. Высказываются мнения, что, возможно, это некое «замещение». Зная, что трагедии происходят в жизни, и, опасаясь их испытать напрямую, человек тянется к тому, чтобы пережить схожие эмоции в «безопасной» ситуации – понаблюдав чью-то историю, или, посмотрев художественный фильм. Можно «пощекотать» нервы и пережить всплеск адреналина, не подвергая собственную жизнь риску. Может быть, памятуя о тех невзгодах, которые случаются с другими людьми или в кино, мы, таким образом, напоминаем себе, как хороша наша жизнь, даже, несмотря на бытовые неурядицы и неважное настроение. Memento mori, помни о смерти, еще древние говорили…

- Вы долгое время занимались вопросами, которые могут быть интересны большой аудитории: изнасилование женщины и мужчины (что тоже встречается) одинаково переживается ими? И что может и должно помочь пережить это? Как к этому должен отнестись потерпевший?

- Изнасилование – это одно из самых страшных преступлений против личности, и переживается пострадавшими очень тяжело. Женщинам часто очень сложно рассказать об этом кому-либо по ряду причин, почти всегда ее начинают спрашивать: зачем она так оделась, зачем туда пошла, зачем вообще общалась с таким человеком - и она будет себя винить, ей будет стыдно, что она какая-то «не такая», что чем-то «заслужила», «спровоцировала» насилие. Но мужчинам в этой травме признаться еще тяжелее.

Насилие – это когда с вами делают что-то, чего вы не хотите, поступают, как с объектом для того, чтобы удовлетворить какие-то желания насильника. Для любого человека потерять контроль над ситуацией, над тем, что происходит с телом, быть объектом – психологически очень тяжело. Это необязательно происходит ночью на улице, когда незнакомец нападает на вас из-за кустов, угрожая ножом. Чаще это случается в обстановке, которая поначалу кажется безопасной, знакомым человеком, и пережить такое злоупотребление доверием почти всегда тяжелее, чем даже физические увечья.

Вдобавок сексуальное насилие, пожалуй, как никакое другое преступление, окружено очень большим количеством мифов, установок, ложных представлений о гендерных ролях и поведении. И пострадавший или пострадавшая чаще всего кроме самого насилия получает вторичную травму – когда общается с полицией, где просят рассказать все обстоятельства происшедшего, и часто в весьма нетактичной форме, задают вопросы, пытаясь установить степень «вины» самого потерпевшего, и бывает даже, переваливая основную ее тяжесть, на потерпевшего. 

Даже близкие люди, имея благие намерения, часто невольно наносят дополнительную травму, транслируя обыденные мифы: «сама виновата», «нечего было так одеваться», «не надо было туда ходить». 

Недавно в сети был флешмоб #ЯНеБоюсьСказать, который просто потряс русскоязычный Интернет. Многие впервые узнали, насколько масштабна эта проблема, о которой мало кто говорит вслух. Многие пытались защищаться от этой ужасной информации тем, что пытались представить такие рассказы «фантазиями» и «местью». Людям хочется думать, что несчастья происходят с другими людьми, потому что те сделали что-то не так. Это помогает нам сохранять иллюзию безопасного мира. Ведь если я хороший и правильно себя веду, со мной не произойдет ничего плохого. Причем, такие защиты распространены и у женщин, и у мужчин. Женщины подчас не менее жестоко, а иногда и более чем мужчины, обвиняют пострадавшую в изнасиловании, что она «сама виновата». 

Мужчины обычно о таком опыте вообще не говорят, если только на приеме у психолога, при условиях строгой конфиденциальности. 

Что может помочь? Помогает проговорить ситуацию, только это нужно делать в особой доверительной обстановке, с человеком, который точно не будет вас ни в чем обвинять. Я знаю, что в Москве есть Центр «Сестры», сама работала в нем в первые годы его существования в 1994-1995 годах, в Петербурге есть Кризисный центр для женщин. Не знаю о ситуации в других городах. Обычно есть кризисная линия, куда можно позвонить и поговорить с консультантом, бесплатно и анонимно.

- И есть возможности забыть обо всём?

- Исследователи задавали вопрос женщинам, пережившим насилие: когда их жизнь вернулась в привычное русло, которое было до изнасилования? Но на таким образом сформулированный вопрос практически все отвечали: никогда – то есть жизнь у них изменилась. И тогда появился вывод, что если человек восстановился после травмы, то это не значит, что он забыл, что с ним произошло, или, что он вернулся в то состояние, которое было «до». Травма рушит наш внутренний мир и его, в каком-то смысле, нужно восстанавливать заново. Восстановление после психологической травмы характеризуется тем, что вы уже можете вспомнить, что с вами произошло и то, что у вас есть такой опыт – и это не выбивает вас из колеи. Вы можете использовать свой опыт даже на благо другим, как предостережение, как пример: смотрите, я выжил, справился, поэтому и вы тоже можете. Если с нами происходит что-то трагичное – всегда есть выбор как на это реагировать.

-  В России те, кто выделяются – нередко получают по голове. А почему так?

- На самом деле, не только в России. Есть популярная статья Максима Ильяхова «Критики и ненавистники», которое в свое время привлекла мое внимание простотой, остроумием и точностью аргументов при разговоре об онлайн-агрессии. И автор приводит там как раз пример не из России. Милая красивая девушка, студентка университета и начинающий правозащитник, выиграла конкурс «Мисс Америка». Было много тех, кто порадовался ее победе и восхищался ее красотой. Но были и те, кто отпускал желчные комментарии по поводу ее фамилии (трудно произносится), талантов (могла бы и получше) и т.п.

Чисто физически, если ты «высовываешься» и твоя голова «вытарчивает» из среднего уровня, ты привлекаешь внимание, причем чаще всего как позитивное, так и негативное. И рискуешь получить по этой самой высовывающейся голове. Практически всегда найдутся люди, которые поддержат, будут восхищаться и помогать – и всегда будут те, кто захочет «срезать» - неприятным комментарием, а то и гаденьким поступком. Причем интересно, что, похоже, нет «беспроигрышных» вариантов, и это касается даже самых добрых дел. Злопыхатели найдутся всегда. Может быть, это тоже некая защита – если я найду то, что ты, по моему мнению, делаешь не так, неправильно, нечестно, если я обесценю твои победы и достижения, то сам поднимусь выше.

Онлайн-агрессия – действительно обширная тема. Быстрота реакции, чаще всего анонимность или обезличенность в сети, ощущение безнаказанности, похоже, дают людям моральное право походя, без фильтрации, отпускать весьма негативные комментарии, которые, возможно, они же, подумав, или, выслушав аргументы оппонента, не отпустили бы. Поэтому авторам, публикующим онлайн статьи и репортажи на острые темы, которые могут вызвать неоднозначную реакцию публики, приходится быть готовым к «ушату помоев», если к этой публикации будут открыты комментарии.

- А нужна ли тренировка для нервной системы? Вот тело можно натренировать физически, даже боль переносить, а можно ли натренировать нервную систему?

- Когда мы работали с мигрантами, у нас были переводчики, например, афганцы, которые выросли в России и свободно владеют и родным языком и русским, так после очередной сессии с мигрантами их нужно было собирать, настолько они всё пропускали через себя. Мы их даже обучали, как не распадаться в таких ситуациях. У меня нет каких-то рецептов, как это надо делать, но, наверное, это действительно должна быть некая тренировка – осмысление – это и практика, и поиск смысла. 

У меня были моменты, когда я понимала, что если ты разорвёшь своё сердце на куски от переживаний – это человеку в трудной ситуации никак не поможет. 

Я больше помогу, если соберусь «в кучку» и предложу себя как собеседника и сочувствующего человека. То есть, я не могу себе позволить размазаться. И это внутреннее осознание, наверное, проходят многие люди в своих сложных ситуациях, когда ты понимаешь, что есть вещи, которые ты не можешь сделать, а есть те, которые ты можешь и хочешь делать. К примеру, ты не можешь луну с неба достать, а яблоко с ветки – можешь. Я не могу вернуть человека, который погиб, но могу быть рядом, и если я это могу, то буду делать.

- А как вы думаете, современным людям не хватает Кашпировского? Чумака? Может, они нужны, чтобы общество гипнотизировать так как нужно?

- Интересный вопрос. Пожалуй, с задачей «гипноза общества», если понимать под этим направление мыслей и мнений «в нужную сторону», сейчас очень успешно справляется высококачественная пропаганда. Но и условные Кашпировские и Чумаки, похоже, людям нужны, сейчас ведь популярны передачи на разные «парапсихологические темы», о целителях, экстрасенсах. Очень хочется этой тенденции противопоставить развитие у граждан критического мышления, медиаграмотности, умения отличать факты от подтасовок, навыков не попадаться на эмоциональную «удочку»… Но это, пожалуй, такая сверхзадача, которая стоит сейчас перед честными журналистами и преподавателями медиа.

Вторую часть интервью вы можете прочитать здесь

Игорь ДОКУЧАЕВ,

Фото Виктории Пьянковой

«Прессапарте»/Pressaparte.ru