Блеск и нищета российской медицины: взгляд с позиции лежачего больного

Тревожная кнопка в палате сегодня и есть символ российской медицины. Тревожно как-то за всё...

В первой части материала мы рассказали об испытаниях, реальных трудностях и переживаниях простого человека, который попадает в жернова российского здравоохранения. Героиня нашего повествования – Инга - после дорожно-транспортного происшествия оказалась лежачим больным в обычной районной больнице и уже испытывает все негативные следствия коечной жизни. Ее поразило, насколько быстро атрофируются мышцы и ветшает весь организм, лишенный движения. Но наконец настал день, когда Ингу доставили из ЦРБ в федеральный центр травматологии, ортопедии и эндопротезирования.

Контекст с Тамарой Фельдшеровой

Часть вторая. Внешний блеск и нищета духа.

От момента аварии до свершившейся, наконец, операции, прошло 14 дней, которые, безусловно, нанесли здоровью Инги дополнительный урон. Но кого волнуют какие-то «мелочи», когда высококвалифицированными специалистами федерального центра выполнена высокотехнологичная операция на позвоночнике. «Молитесь Богу, что вам удалось сюда попасть», - не раз говорили Инге товарищи по несчастью. Еще в ЦРБ женщина, которой года три назад в только что открывшемся центре делали операцию, сказала Инге: «Это рай».

Описание соседки по палате несколько отличалось от того, с чем столкнулась Инга. Может, потому что годы прошли, а может, у Инги были свои представления о «рае». И потом, несовпадения касались, в основном, не медицинских факторов, а человеческих. 

Но попасть в этот «рай» действительно было непросто, и люди, порой, подолгу ждали своей очереди. 

Центр выглядит «с иголочки» и сверкает хромом и яркими красками. Современное здание, неумолимая охрана, немецкое и иное оборудование, новейшие медицинские технологии. Чистенькие одно-двух-трехместные палаты с санблоками, на окнах жалюзи, комфортная температура, кроме общего - индивидуальное освещение, удобные приспособления над кроватями для «лежачих» (сравните с металлическими палками, обмотанными грязными бинтами в ЦРБ). Кровати на колесах, функциональные – можно поднять, опустить. И каждая снабжена кнопкой вызова персонала. «Нажмите, и для вас все сделают», - сказал Инге лечащий врач. - «Но не очень-то будут довольны вызовом», - предположила Инга. - «Довольны или недовольны, но вам ни в чем не откажут». Инга не стала говорить, что когда недовольны, то и вызывать не хочется. «Синие листья». Когда-то такой рассказ читали в школе.

Прикроватные тумбочки в палатах тоже были на колесах и с откидным столиком. И еда вполне приличная, по системе «таблетпитания», разве что по больничному «правильная», хотя и разнообразная, витаминизированная, но все равно наводящая дополнительную тоску. Но все же, это далеко не классическая «хлебная» котлета в ЦРБ! Кстати, еду приносят в специальных боксах, долго сохраняющих тепло. Два раза в день, помимо основного питания, предлагают сок и кефир. Но чтобы его выпить, надо, чтобы у вас была кружка или стакан. У Инги ни того, ни другого не было. А просить родственников или друзей за 500-600 километров привезти ей кружку – сами понимаете… Воистину, Бог в деталях! 

Когда человек собирается на плановую операцию, он, следуя инструкции, берет с собой и кружку, и ложку, и даже туалетную бумагу. Откуда и почему взялась такая инструкция – для пациентов загадка. Возможно, в ней заложена колоссальная экономия сил и средств? 

Но станешь ли разгадывать такие мелочи, когда тебя осчастливили самим фактом приема в медучреждение. К тому же, в такое, где квалифицированно выполняют сложные операции и сразу ставят тебя на ноги, за что низкий поклон докторам и Минздраву. Рассказывают, что когда центр строили, специалистов для него собирали по всей стране. Так что, да, не все у нас плохо. Но сколько же лет можно довольствоваться этой формулой? И когда же будет все хорошо

Если с высот «небожителей», сверкающих операционных и реанимации, где все жизненно важные показатели пациента выводятся на отдельный экран, опуститься в до- и послеоперационные будни отдельно взятого «лежачего» или уже поднятого на ноги больного, то обнаружится, что и в этом блестящем «раю» порой бывает очень несладко. В полном соответствии с выстраданной оценкой: «В России умеют хорошо лечить, но не умеют выхаживать». Эта фраза, принадлежащая блестящему специалисту, актуальна, похоже, навсегда. Причем, на всех уровнях - как в ЦРБ, так и в федеральном центре. И еще один фатальный диагноз, равным образом касающийся всех медучреждений страны:

Палаты современного медицинского центра отличаются от палат в ЦРБ, где Инга начала свои испытания, как небо и земля.

«В России лечат болезнь, а не больного»

Инга ощутила все это в полной мере. Из-за того, что выполнение предписания невролога запоздало на сутки, Ингу после операции два раза возили на МРТ. Предметами исследования были сначала позвоночник, потом – голова. В первый раз Инге повезло. Энергичная, привыкшая преодолевать все трудности медсестра, быстро и весело, пообещав всем яблочно-лимонную шарлотку, организовала «бригаду» из нескольких «непрофильных» сотрудников, которые в одеяле донесли ее пациентку до аппарата (на металлической каталке въезд в кабинет запрещен). Во второй раз все оказалось не так весело. Во-первых, врачи как раз сказали, что Инга может при поддержке и в корсете делать по несколько шагов. Персоналом это было воспринято в «расширительном варианте», медсестра была другая, и чего только Инга не услышала в этот злополучный день. «Я – не конь. Я не буду таскать вас на себе», - это из самого приличного.

Инга уже почти две недели не вставала на ноги, и ей это категорически запрещали, и как после этого вдруг – встать и пойти?.. Как-то скрючившись, с поддержкой медсестры она добралась до аппарата, а вот обратно до блестящей удобной каталки – пришлось скрючиться и добраться без медсестры, которая как раз куда-то отлучилась, и без корсета…

У Инги была гипертония и проблемы с желудком.. Конечно, у нее были с собой таблетки, но она собиралась в короткую поездку, а недельное лежание в ЦРБ истощило или свело ее запасы на нет. При приеме в центр она сообщила об этом терапевту и неврологу и не ожидала каких-либо проблем. Однако, таблетки от давления Инга получила только на второй день, а пищеварительных ферментов не дождалась вовсе. Когда она напоминала о своих проблемах, лечащие врачи отвечали, что дадут поручение терапевту. А терапевт неизменно говорила Инге: «Мы не гастроэнтерология!». Инга попыталась договориться с кем-нибудь из персонала, чтобы ей купили таблетки в городе, но никто не захотел – от кого-то аптека далеко, кто-то не каждый день приходит. Наверное, персоналу такого рода действия были запрещены. Так и мучилась Инга со своим несварением до выписки.

Из палаты виден современный медицинский центр. Но что-то даже искры радости не мелькнет в душе у постояльца.

Пора собирать осколки

Как-то она оставила на пищевом боксе салфетку и получила настоящую «выволочку» от юной разносчицы, которая годилась ей если не во внучки, то уж точно в дочери. В другой раз Инга неуклюже воспользовалась душевым шлангом, и часть воды выплеснулась в коридор. Инга попробовала сама «загнать» воду обратно, но у нее это плохо получалось и, боясь, что кто-то может поскользнуться, она нажала на «волшебную» красную кнопку. Пришла медсестра, попеняла Инге: «Что же вы так неосторожно?» - и затем прислала санитарку. Та была в полном возмущении: «Вы, что, специально, что ли? Просто издевательство!». Как будто речь шла не о больной после операции на позвоночнике, делавшей в корсете первые самостоятельные шаги, а о какой-то злостной хулиганке, «не уважающей труд уборщиц». Слов было много, и все неприятные. До такой степени, что Инга не выдержала и «выдала» санитарке по полной программе.

Соседке Инги, которая лежала в центре после операции на стопе, понадобилось срочно выйти из палаты, и она, надев специальный башмак, двинулась к выходу. И только здесь вытиравшая воду санитарка проявила своеобразную заботу. «Подождите, а то еще упадете, а мне из-за вас влетит». Ее совершенно не волновало то, что упав, женщина может нанести себе вред, но очень беспокоило то, что она сама может получить нагоняй и, возможно, лишиться премии или надбавки… «Ну, хоть это правильно, - подумала Инга. - В ЦРБ и за прямое игнорирование распоряжения врача ничего не опасались. Значит, и платят здесь среднему и низшему персоналу прилично, если девушка так волнуется». Только волнуется все же исключительно за себя, а не за пациентку.

Но как бы ни была важна зарплата, дело, пожалуй, не только и даже не столько в ней, сколько в сформировавшемся за последние десятилетия менталитете. Точнее, разрушенном менталитете, который в российской медицине да и в жизни в целом испокон веку был сочувственным, милосердным. Даже профессия называлась «сестра милосердия». У этой же санитарки, как, впрочем, и у многих других – и санитарок, и медсестер, и даже врачей – сегодня начисто отсутствует сострадание к больным.

И дело не в том, что они плохие люди. Это сострадание государство у них попросту выжгло – десятилетиями пренебрежения, 13-кратной разницей доходов между «бедными и богатыми» в стране, (сейчас, в кризис, она изрядно выросла и стала 16-кратной, а к моменту публикации этих строк, картина еще может измениться в худшую сторону), разрушением границ дозволенного, утраты понятий нравственности и морали. Попробуй теперь – собери осколки!

Самое печальное, что пациенты все быстро усвоили и не ждали сострадания , а несли. Об этом ей немало рассказали те, кого оперировали в центре. Теперь, правда, борьба с коррупцией или яркая демонстрация таковой, потому что «борьба» вроде и раньше была. Но сейчас в центре, например, раздают анкеты с вопросами, в том числе, и на этот предмет: давали ли пациенты что-то врачам в денежном или подарочном виде, и кто их к этому склонил. Можно подумать, кто-то об этом расскажет!

Есть в анкете вопросы и о внимании и вежливости врачей и медсестер. К тому, что уже рассказано на эту тему, можно добавить, что на обходе нередко складывалось впечатление, что врачи торопятся и им некогда выслушивать глупые вопросы от пациентов...

Палаты всегда в ожидании судеб своих постояльцев.

Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Или Замок в пустыне.

Через полгода, когда пришел вызов на второй этап операции, Инге пришлось немало походить по кабинетам местной поликлиники, чтоб собрать все нужные бумаги. К тому же, передвижение в корсете отнюдь не придавало быстроты и легкости. И все  – в общей, очень бдительной, очереди. И где уж там соблюдать временные промежутки хождения в корсете и отдыха. После этих походов Инга порой отлеживалась дома сутками. Но однажды и здесь блеснул светлый луч. В поликлинике не было окулиста, и Ингу записали в другую. Как она туда добиралась – вопрос другой. Но записали! Сами! По телефону! 

Может, и впрямь что-то меняется в лучшую сторону после объединения городских поликлиник. Дай-то Бог! 

И, может, к каждому пациенту станут относиться внимательно, как к самому дорогому, что есть у государства. Человек! И не будут записывать, например, 320-м в очередь на обследование. В то время как в платной клинике это обследование сделают за один день, конечно, за большие деньги, и проводить его будет тот самый хирург или другой «узкий специалист», у которого вы были на приеме в территориальной поликлинике…

Впрочем, какой тут человек? И как им дорожить, если сейчас в больнице главное – койко-место. И на лечение отводится не столько времени, сколько нужно, а десять календарных дней. Только в особо сложных случаях заведующая отделением может продлить пребывание больного в стационаре. И что вы за это время успели, то и ваше. Например, назначили вам десять сеансов массажа, но сделали только два. Потому что назначили поздно. К тому же, параллельно с лечением нередко идет и обследование. А кроме того, у вас может подняться давление или вы почувствуете себя плохо и на какие-то процедуры в этот день не попадете. Два массажа – это, конечно, крайность, но пять любых процедур вместо десяти – это вполне рядовая ситуация. Кстати, после восстановительного лечения в областной больнице, на которое Инга попала после долгих хождений и звонков по всем инстанциям, в ее состоянии мало что изменилось, хотя процедурами ее загрузили по полной. В самом начале, правда, врач пояснила Инге, что ее нынешнее состояние – это уже не последствия травмы, а последствия операции. И все осталось, как было. Послеоперационный диагноз: «стойкий болевой синдром» таковым и остался. Что же такое с нею сделали «небожители» с помощью высоких технологий?.. Может, еще через год или два боли уйдут? Или это - на всю оставшуюся жизнь?

А у Инги, к сожалению, после второго этапа операции прогнозы по самочувствию снова, как и в первый раз, не совпали с реальностью. Врачи говорили, что болей в позвоночнике не будет сразу после операции, а они начались тотчас после снятия обезболивания. И продолжаются уже девять месяцев. А если считать от первой операции, то 15. Попытки Инги дозвониться в центр ни к чему не привели. Однажды, правда, удалось - до методотдела, где ей очень неласково объяснили, что все проблемы надо решать на месте и нечего названивать в центр, который свое дело уже сделал. «Вы жалуетесь на то, что все не так, как вам говорили?» Инга поняла, что жалобы подобного рода ее собеседницу достали изрядно. А «на месте» она обошла уже всех, кого могла, с нулевым результатом. Нейрохирург в областной больнице просветил ее: «К сожалению, «спинальные» больные у нас предоставлены сами себе». И дал телефон массажиста из отделения.

Похоже, это не такая уж редкость – несовпадение прогнозов с реальностью. И не только в этом центре. Например, коллеге Инги в другом лечебном учреждении и другом городе сказали, что через пару недель у нее с ногой будет полный порядок. А вышло так, что она больше полугода мучилась. Инге в прогнозе «дали» на реабилитацию месяц, но и за девять в ее состоянии мало что изменилось, и боли остались, хотя она во всем следовала предписаниям. Что может болеть – мышцы, нервные волокна? Ведь в позвоночнике у нее «многоопорная металлоконструкция» и кейдж – по принципу домкрата - на месте сломанного и убранного позвонка. «Дорогущий!», - зачем-то сказал о кейдже заведующий. 

Сколько времени еще будут продолжаться боли, и что ждет ее впереди? Верить, что все будет «как раньше», как уверяли нейрохирурги, уже невозможно. Чего-то явно не хватило – высокотехнологичности или мастерства? 

Может, проблема в разорванной цепи: оперативное лечение-реабилитация? Прооперировали – и будь здоров! Поезжай домой, где, может, ни базы, ни специалистов нужных просто нет. И даже если ты никуда не уезжаешь, а остаешься в этом же городе – это мало что меняет. У Инги был в памяти другой пример – из прошлой жизни. Она сломала руку, и после пяти недель в гипсе ее направили в реабилитационный центр. Там была масса приспособлений, не очень современных по внешнему виду, но по функциональности точно соответствующих своему назначению – вернуть руке или ноге подвижность, гибкость и силу. В центре, кажется, тоже есть отделение реабилитации. Но, видимо, деятельность, его очень ограничена. Визит доброжелательного врача ЛФК, комплекс упражнений в «Памятке больному» на первые недели - и все. Больше никаких подробностей. «Памятка» - документ весьма условный, (да и, по правде говоря, явно недоработанный), а каждый случай уникальный.

Хорошая, наверное, была в свое время идея – построить в регионах России такие вот федеральные центры разной специализации и тем самым приблизить к людям высокотехнологичную медицинскую помощь. Чтоб не ехать за нею только в Москву и Питер. Только получается, и тут вышло что-то «недоработанное». Напоминает замок в пустыне. Или среди непроходимых лесов и болот.

Получив выписку, Инга рискнула обратиться к заведующему в коридоре. Нехорошо, конечно: он был занят, с кем-то встречался, кому-то звонил, пора было на операцию… Но ее уже выписали, и встреч больше не будет, а вопросы возникли. Один ответ по пунктам выписки Инга все же получила. На вопрос, можно ли пройти курс реабилитации не через три, а через пять месяцев, врач ответил: «Конечно. Можете и вовсе не проходить. Это ваше дело!» Инга извинилась и больше вопросов не задавала, почувствовав себя «отработанным материалом», который уже никого не интересует. Квота получена, операция выполнена, деньги регион за нее заплатит или уже заплатил, и чего тут еще антимонии разводить. А потом оказалось, что реабилитацию и проходить негде… И ее боли и слезы никого в системе здравоохранения не интересовали. Все решили бы деньги, но денег у Инги не было. Бесплатная же (страховая) медицина в России оказалась на поверку совершенно бесчеловечной.

Человек – главная ценность государства?

Думая о человечности, поневоле вспомнила врача, которого, собственно, никогда и не забывала. Он работал в урологическом центре Республиканской больницы, и в начале девяностых делал Инге операцию на почке. Имел звание Заслуженного врача республики, был очень грамотным профессионалом и пользовался всеобщим уважением. Он оперировал, вел больных, принимал в консультационной поликлинике - словом, загружен был «под завязку». И при этом умудрялся три раза в день навещать своих стационарных больных. И всегда весело, с улыбкой, шутками и хорошим настроением.

Первый – рано утром, до «пятиминутки». Как спали, как выглядят, самочувствие, «на обходе поговорим подробнее». Вся палата готовилась и прихорашивалась к его приходу, все старались выглядеть «молодцами». Потом, в положенное время, подробный обстоятельный обход и, наконец, вечером или перед уходом в поликлинику, он заглядывал к своим больным попрощаться до завтра, пожелать спокойной ночи. Обычным делом для него было по вечерам звонить из дома, интересоваться состоянием прооперированных в этот день или накануне. Инга понимала, что ей просто повезло – встретить врача «от Бога». Такие – в любой профессии – большая редкость.

Надеяться на перемены в нашей медицине к лучшему, конечно, можно и, наверное, нужно. Но – трудно. 

Особенно, когда, лежа в больничной палате, послушаешь соседок, приехавших из разных районов области, в которых медицинская помощь стала менее доступной. И поймешь, что тебе все же намного проще, чем им. Потому что ты живешь в областном городе. И тебе проще попасть в областную больницу. Хотя порой это далеко не факт.

Напоследок хочу предостеречь, учитывая опыт Инги. Она, например, четко уяснила, что нельзя ложиться в больницу накануне праздников. Хотя и сказал ей молодой дежурный врач в федеральном центре: «В нашу-то еще можно!». Но это он так думает. На самом деле в праздники и накануне - иглы не попадают в вены, на «волшебные красные кнопки» очень долго никто не реагирует, и даже еда теряет кондицию: котлеты начинают разваливаться, а в рассольник кладется столько соленых, как вомех, огурцов, похожих на прошлогодние, что он становится просто несъедобным и уж никак не больничным. Но это все можно пережить. А вот результат операции… Порой в голову Инги закрадывается мысль, что он тоже стал следствием того, что ее оперировали последней, в 16 часов, и в предпраздничный день. Иначе – откуда и почему такая пропасть между прогнозом и реальностью?

        Тамара ФЕЛЬДШЕРОВА, 

        Россия, Центр, Северо-Запад

         август 2015 – август 2016

«Прессапарте»/Pressaparte.ru

Читайте другие материалы в рубрике "Контекст с Тамарой Фельдшеровой"