Какие учителя останутся в школе? А останется ли сама школа? Как в Эстонии сегодня с русским языком? Что с ним происходит и какой прогноз на ближайшее будущее? Корреспондент «Прессапарте» задал несколько вопросов Инге Мангус, директору Института Пушкина в Таллинне, доктору педагогических наук, одному из главных специалистов по изучению русского языка в Эстонии.

- Как часто сегодня в Таллинне можно услышать русскую речь в обиходе, в быту?

- На каждом шагу, учитывая, что около тридцати процентов жителей Таллинна – это русскоязычные, плюс туристы… Русский язык звучит. Проблема в другом. Поколение эстонцев, которым около двадцати лет не очень-то страдали, в минувшие годы, когда в школах стали отменять изучение русского. Казалось, что советское время закончилось, ушёл и русский язык. В школах стали переходить на изучение других языков. И в результате выросло поколение эстонцев, которые не знают русского языка, они упустили свой шанс выучить русский в школе, в университете - и они сейчас пострадавшие. А у тех, кому около сорока и старше, в основном всё нормально и с его пониманием, и знанием. Но две общины в Эстонии живут абсолютно в разных, параллельных мирах. То есть у русской семьи – русскоязычный парикмахер, русскоязычный семейный врач, у эстонской семьи – эстонский парикмахер и эстонский семейный врач. И так во всём. Очень компактно проживают: русские в одних районах, эстонцы в других. Даже простого соседства часто не получается. Но где понимание необходимо – это в работе с клиентами: магазины, банки, агентства недвижимости, бензоколонки… И, в принципе, везде, на каждом шагу, там, где есть общение с клиентом.

- Вы автор учебников русского языка для эстонцев и, наверняка, хорошо представляете, что происходит с русским языком в эстонской системе образования и его восстребованностью в обществе?

- В Эстонии русский язык в большинстве школ изучается как второй иностранный язык. Если первый иностранный, в зависимости от школы, начинают изучать в первом или втором классе, то второй иностранный язык дети изучают с шестого класса и продолжают в гимназии, там же появляется и третий иностранный язык. У нас основная школа – 9 классов, а 10, 11, 12 классы – это гимназия. И выпускник гимназии должен знать три иностранных языка. Поэтому на изучение русского приходится семь лет в эстонской школе. То есть, практически каждый эстонец его учит. Другое дело, что не очень много часов на программу отводится и выучить язык хорошо не удаётся. Но сегодня много тех, кто наоборот хотят продолжать или начать учить русский. У нас в институте набираются группы, в которые именно эстонцы идут за знанием русского - потому что это им надо по работе. И молодые русские в стране за эти годы тоже поняли, что без национального языка теперь в Эстонии никак, и начали учить эстонский.

- Значит, всё не так, как кажется?

- Тут может срабатывать небольшая хитрость восприятия: если откроем газеты на русском языке, в которых есть объявления о приёме на работу, то там будут пестрить предложения о работе со знанием эстонского и желательно английского и финского. И, казалось бы, что русский забыт. Но если мы откроем газеты на эстонском языке, то там тоже целыми страницами предложения о работе со знанием уже именно русского.

Конечно, работодателю сегодня удобнее взять на работу русскоязычного претендента, который и на русском, и на эстонском сможет разговаривать с клиентами, чем эстонца, который говорит только на эстонском.

Так что никакого отторжения русского языка в Эстонии сейчас нет - все кто хотят его учить – могут и делают это. В школах еще несколько лет назад немецкий язык по популярности выходил на вторые позиции после английского, как второй иностранный язык. А сейчас немецкий уже отстаёт. И русский твёрдо занимает позиции второго иностранного языка.

- Пушкина в Эстонии читают?

- Пушкина и в школах проходят. Просто раньше, в советское время был предмет «Русская литература», и учебник Юрия Лотмана для изучения русской литературы в эстонской школе. И самого поэта читали в оригинале. А сейчас Пушкина в рамках государственной программы изучают на уроках иностранного языка, поэтому его имя эстонским школьникам, конечно, не чуждо. Многие эстонцы постарше как только слышат имя поэта, начинают вспоминать о конкурсах, в которых принимали участие, о победах и призовых местах какие занимали, пытаются читать пушкинские строки наизусть.

- А пушкинская лирика теряет своё очарование при переводе? Как она звучит по-эстонски?

- По-другому. Можно сразу говорить о трудностях перевода. К примеру, известное «мой дядя самых честных правил» по-эстонски будет звучать совсем по-иному. И так дальше. Даже самые элементарные слова трудно перевести. Это что касается мелодики пушкинской лирики… Произведения любого автора, при переводе на иностранный язык, будут терять что-то.

- А эстонским детям сегодня нужно вообще пушкинское слово или нет?

- Вопрос: насколько сегодняшним детям вообще нужны слова поэтов? Насколько бережно они к этому относятся? Насколько могут оценить необходимость в стихах? Вот на все эти вопросы сложно ответить. Но для каждой национальной литературы самое ценное поэтическое слово именно на своём родном языке.

- Вы занимаетесь педагогикой, современными методами преподавания. А как она меняется – современная педагогика?

- Сильно меняется. И, конечно, очень большое влияние имеют всевозможные электронные и компьютерные изобретения. Они дают больше возможностей, привлечение опыта всего педагогического сообщества, который можно быстро применить. В классах висят проекторы, которые на экран перед детьми выводят из Интернета то, что нужно. Феноменально, что можно использовать огромный багаж знаний так быстро и удобно. Это не раньше, когда учитель шел в библиотеки, накапливал годами свои материалы, нёс их в класс и показывал. Мы, например, сделали сайт, куда можно напрямую заходить, выполнять задания по русскому языку. И сайт популярен у эстонцев, они выполняют упражнения, задания, узнают о русской культуре, истории.

Школы, конечно, отстают от технического развития. Но, может быть, это и неплохо. Часто традиционные схемы – это хорошо, и идут только на пользу. Не всегда это застой.

И методики меняются. Раньше, например, был всего один учебник, сейчас их несколько. Сегодня вся педагогика, всё образование смотрят в жизнь: а как оно там, в жизни? Как все знания интегрировать в жизнь, как доказать ребёнку, что та же математика ему пригодится. И интеграция предметов идёт: литературу можно давать с математикой, а искусствоведение с русским языком...

- Похоже, мы на пороге фантастических перемен?

- Это так. Мы бьёмся над возможностью использования новых гаджетов, привнесения новых технических возможностей в классы, чтобы уроки стали более современными. Всё очень меняется – идёт тенденция к отказу от образования очного и массового. В ближайшие годы оно может стать практически заочным и недорогим. То есть, если взять высшее образование, то с введением таких новых технологических инструментов оно может полностью уйти из классов и аудиторий и перейти в интернет-пространство. И... стать практически бесплатным. Образование сильно тряхнули эти технические новшества.

- Настоящая революция в образовании?

- Да. Раньше учитель и учебник – это были единственные источники знаний. И всё было закономерно: я шла в школу, садилась за парту и учитель мне, как и остальным ученикам, рассказывал предмет. Откуда же ребёнок мог ещё эти знания взять? Но сегодня их можно взять, где и откуда угодно. И в результате зарождается теория перевёрнутого обучения, перевёрнутой школы, когда учащийся получает знания дома, а в классы, к преподавателю он приходит за практикой, за использованием полученных знаний – так мы сокращаем время. И это вообще рушит наши представления о школе, о том, что там, в классе находился единственный источник знаний. И учебники, соответственно, в том виде, в каком они были и есть – тоже начинают устаревать. Мы уже занимаемся переводом учебников в электронную версию, не просто PDF-формат, когда можно размножить по желанию на бумаге те же страницы. В новых учебниках всё уже другого типа: упражнения, возможность повторения материала по дороге в школу, в автобусе, в электричке – масса вариантов.

- А роль учителя? Получается, что и педагог в привычном понимании тоже уже не нужен? И великих учителей больше не будет? Макаренко больше не появятся?

- Макаренко всегда будут. Сейчас ведь тоже кто-то является первооткрывателем всех идей... Но роль каждого учителя резко поменяется. При этом, я надеюсь, мы вернёмся к пониманию высочайшей миссии преподавателя и педагога. Через «руки» учителя проходит практически каждый человек, и тут нельзя просто руководствоваться принципом «не навреди» - у этих людей огромная ответственность и поэтому, на мой взгляд, эти люди должны получать и достойное уважение и хорошее материальное вознаграждение, они должны занимать высокое место в обществе.

- Тогда нужно менять и методы обученя учителей? Они сами должны всю жизнь учиться и совершенствоваться или ввести специальные классы для подготовки современного учителя? Ведь развитие технических новшеств теперь будет ещё быстрее. И учитель кроме всего, должен превратиться в супертехнологичного специалиста...

- Я думаю, что и то и другое. Сейчас у педагога обучение в течение всей жизни – это уже норма. Это раньше считалось, что прошёл школу, окончил университет и на этом образование завершилось. Понятно, что это не так, что учителю приходится учиться всё время. Повышение квалификации учителей – это очень важный фактор, но только уже с новыми подходами и методиками.

- Вы как-то сказали, что Институт Пушкина в Таллинне занимается, в том числе, пропагандой русского языка. Не встречаете ли вы на этом пути проблем, противодействия или просто непонимания?

- Я ненавижу слово «пропаганда», но иногда приходится его употреблять. Я скажу так – мы сразу с первого дня сказали, и так все годы и позиционировали деятельность Института Пушкина, что мы занимаемся только языком. И никогда не занимались, к примеру, охраной языка на территории Эстонии – пускай охраной и защитой его занимаются профессионалы, правозащитные организации. Наша сфера - только методика языка. И поэтому «палки в колёса» нам никогда не ставили. Мы получаем поддержку министерства образования, к нам приходят оттуда сотрудники, мы делаем совместные проекты. Недавно провели большой семинар, когда со всей Эстонии учителя воскресных школ собирались на несколько дней для повышения квалификации. Среди них не только русские, но и грузинские, белорусские, украинские преподаватели – и мы их учили, как сохранять свой национальный язык.

- А можете дать прогноз, как будут соседствовать в дальнейшем на территории Эстонии русский и эстонские языки?

- Я думаю, что в Эстонии будет всё больше и больше эстонского, а доля русского языка будет сокращаться – это однозначно, иной перспективы я даже не вижу. По объективным причинам. Потому, что русский человек, живущий в Эстонии, и, не владеющий эстонским языком, если хочет добиться чего-то большего в жизни, чем работать тейлером в банке (обслуживание клиентов), должен будет либо ехать в Россиию, или куда-то ещё за рубеж, но в Эстонии без знания языка у него ничего не получится. А как иначе... Но опять же всё зависит оттого, как будет развиваться политическая ситуация. В целом мне кажется, что это закономерное развитие вопроса в суверенном государстве. Но это на ближайшую перспективу, а дальше...

- А кроме политики отчего эти языковые процессы могут зависеть? Сейчас, к примеру, много говориться о том, что и русские предприниматели могут открывать бизнес в Эстонии. Но русские бизнесмены принесут с собой и свой русский язык. Это может как-то повлиять на соседствование языков?

- Это зависит, конечно, и от таких отношений, и от многих других. По-хорошему, идеальный вариант - это двуязычное общество. Но насколько к этому можно прийти, насколько это реально, причём, без ущерба для одной и другой стороны – это вопрос?

Игорь ДОКУЧАЕВ, фото автора

«Прессапарте»